— Ты ещё спрашиваешь? — промолвил великий князь уже спокойнее, — кто же, как не Ягайло? Чувствую за плечами смерть, потому слушай! Всю жизнь я старался вредить и мстить ему, но мне не на кого было опереться и потому приходилось создавать себе имя и вес, пользуясь его милостью. Слишком долго верил я панам и князьям… Потому завещаю тебе отомстить убийце нашего отца Кейстута, мужа нашей матери Беруты. Тебе не придётся заискивать у больших господ. Двадцать — тридцать лет тому назад править землёй без князей было невозможно. Теперь война с Орденом и татарами сделала своё дело! Я упразднил большие княжества на Руси, якобы по совету Яга ила, но, конечно, рада собственной выгоды. Немало выдвинул я: и; мелких боярских чтобы на них опираться в борьбе за независимость великого князя Литвы, но всё же они меня покинули. Одни надеются на привилеи польской Короны, которыми она так щедро всех осыпает, другие рассчитывают получить от Свидригайла. высокие посты в самоправном русском княжестве. А ты, брат, не забывай, что Литва. без Руси — как тело без крови! Когда-то мы платили киевским князьям дань вениками, ибо ничего другого не имели. Не будь у нас Руси, ничего не имели бы и теперь, посылали бы веники в Мариенбург или в Москву. Потому лучше отомстить Ольгердовичам, разорвав любой ценой союз с ненасытной Короной, только не отдать Руси ни шляхте, ни татарам!
Умирающий говорил торопливо, запинаясь и глотая слова. Щёки его горели огнём, глаза стали водянистыми, руки беспрестанно сводила судорога, а со лба катился пот. Сигизмунд слушал внимательно, и взгляд его чёрных глаз то и дело встречался со стекленеющим взглядом Витовта. Потом в наступившем молчании ещё какое-то время было слышно свистящее дыхание, вырывавшееся из уст умирающего.
— Значит, — промолвил Сигизмунд после минутного молчания, — я должен продолжить твоё дело и короноваться твоей короной?
— Да! Прусские, литовские рыцари, сам римский цесарь, московиты и валахи поддержат великого князя Литвы в борьбе против польского короля. Литовец и русин могут быть добрыми соседями всегда и с каждым, но Корона никогда и ни с кем! Помни это! Я не забывал о том всю жизнь и шёл по пути, который вёл к разрыву с проклятой Кревской унией. И путь был не прост. Ты можешь идти прямо, коли найдёшь поддержку, я не мог.
— Ах, страшен был твой путь, княже, — вмешался вайделот. — Чтобы остановить рыцарей, ты задушил в народе веру отцов, и с того времени боги отвернулись от тебя. Вместо союзника ты обрёл коварного недруга, может, даже худшего, чем немецкие грабители, который убивает не только тело, а отравляет душу, оскверняет все наши святыни и превращает в лютых врагов литовского народа лучших его сыновей, князей и бояр. Многие князья из рода Гедимина крестились в русскую веру, боги, хоть невзлюбили их за это, но всё-таки их не прокляли. Православные сидели в княжьей раде, однако уважали нас и жили с литовским народом в мире и согласии. Кто слыхал когда-нибудь о сваре, вражде, драке? А нынче мы подобны тем, кто застрял в трясине. Одну когу вытянешь, другая увязнет глубже в католическое болото. Протянешь палец, они отхватят руку и к тому же заплюют, опоганят твои святыни, перетащат на свою сторону сильных, а слабых бросят в рабство. Ещё сто — двести лет, и ничего не останется от того, что некогда было Литвой!.. Страшен был твой путь, княже! Нас убивали не прусские и ливонские мечи, не татарские стрелы и не московские топоры, а убивала лесть! На твоём пути, княже, лежит истерзанная Жмудь, сожжённый Витебск и кровавая Ворскла, а боги прячутся в пущах Беловежья. Ты не дал Литве даже короны, а отнял у неё всё: богов, значение, силу, ту силу, которой было у неё так много, силу, которая одна на свете неподатлива… из могучего лесного зверя ты сделал… Мушку!..
Старик от собственных слов рассвирепел. Он стоял, как судья пред обвиняемым, указывая на огромную медведицу, которая спокойно сидела на пороге и сосала лапу.
Лицо Витовта не выражало ничего. Он не слышал всех упрёков вайделота. Выпитое лекарство постепенно теряло действие, и лицо его бледнело с каждой минутой. И всё-таки князь не терял сознания.
