Старый король сделал герольду знак рукой, веля отвести его со свитой в приготовленные для них покои, и небольшая группа тронулась с места. Громкий топот гномов и гул их голосов могли оглушить любого из живших во дворце людей, встреться он им на пути. «Расшумелся как гном», — говорили у приозерных людей — и воины Болдуина, казалось, получали удовольствие, добавляя к грохоту своих шагов нарочно громкие разговоры, лязг оружия и скрип кожаных доспехов.
Они дошли до дворцового крыла, где им были отведены комнаты, и герольд отступил в сторону, предоставив Болдуину самому войти в свои покои. Трое сопровождавших его гномов, вооруженных топорами, остались перед дверью, но четвертый, к большому удивлению человека, вошел в комнату следом за повелителем Красной Горы и запер дверь за собой.
«Должно быть, это его личный слуга»,- подумал герольд уходя. Ему не слишком хотелось задерживаться в компании трех воинов в блестящих от дождя доспехах, мрачных, словно голодный год.
Ближе к ночи дворец ожил. Целая армия слуг и прочей дворцовой челяди мало-помалу заполняла коридоры, зажигая факелы на стенах, разнося ужин гостям, не приглашенным к королевскому столу, и вычищая парадные одежды гостей, удостоенных такой чести.
Свернув за угол коридора, герольд, которому передалось дурное настроение гномов, едва не столкнулся с пажем сенешаля Горлуа.
— Да пребудет с вами мир, рыцарь,- сказал мальчик, почтительно отступая.
— Смотри куда идешь, вместо того чтобы носиться как угорелый! — сердито ответил он. — Сенешаль получил приглашение на ужин?
— Да, он уже у короля, — кивнул паж.
Герольд жестом отпустил его и пошел дальше. На некоторое время он задержался у оконной амбразуры, глядя на город, простирающийся у подножия дворца. Он прислонился спиной к мощным камням, из которых была сложена стена, но тут же резко отстранился с гримасой на лице: камни были сырыми и холодными. По коридору прошел слуга-карлик с подносом еды для своего господина и чихнул. Поднос покачнулся, и вино выплеснулось из кувшина на пол.
От этого последние остатки хорошего настроения герольда окончательно испарились. Обычно его оживляла вечерняя суматоха. Ни в какое другое время дня во дворце нельзя было увидеть такую мешанину разных рас. Этот простуженный карлик, поперек себя шире, с морщинистым, словно старая картофелина, лицом, прошел мимо слуги какого-то знатного эльфа, с голубоватой, словно просвечивающейся кожей, и тут же по коридору протопал тяжелыми шагами молодой, не старше шестидесяти лет, гном, неся поднос, который с трудом могли бы поднять двое людей, нагруженный кувшинами с вином, блюдами с колбасой и капустой… Герольд вздрогнул от холода и отправился по своим делам — нужно было приготовить зал Великого Совета к завтрашнему собранию.
Гномы, оставшиеся снаружи, отвели лошадей в конюшню, и теперь их пажи суетились, перенося в покои короля Болдуина все, что было необходимо для их пребывания в городе (а поскольку старый Болдуин с годами полюбил роскошь, необходимого было немало). Не обращая внимания на эту суматоху, один из членов королевской свиты сидел на нижних ступеньках широкой каменной лестницы, ведущей во дворец. Его сумки и оружие лежали рядом. Он задумчиво поглаживал каштановую бороду и курил длинную трубку из белой глины.
— Мэтр Цимми!
Гном, казалось, внезапно проснулся и взглянул на склонившегося к нему пажа (совсем юного гнома, которому едва исполнилось пятьдесят).
— Что?
— Хотите, я отнесу ваш багаж?
— Да, конечно, спасибо…
Он убрал ногу, лежавшую поперек сумок и рукояти боевого молота. Паж быстро собрал его вещи и отправился следом за остальными. Цимми продолжал в одиночестве сидеть под дождем на ступеньках, пока его трубка не погасла. В отличие от других гномов он был одет без особой роскоши, несмотря на свой высокий ранг, и не носил никаких украшений. На нем была длинная кожаная кольчуга, спускавшаяся до самых пят, почти закрывая простую зеленую тунику. На поясе висели многочисленные мешочки и сумочки, а также кожаная праща — оружие, которым пользовались в основном дети. Но никто из гномов Красной Горы не посмел бы над этим смеяться. Цимми был тем, кого гномы называют мастером-каменщиком, а люди — чародеем. Между ним и землей, камнями и скалами существовала тесная могущественная связь, превосходившая понимание даже общепризнанных мудрецов. С незапамятных времен мастера-каменщики, подобные Цимми, хранили многочисленные секреты в глубине своих подземных кузниц. Люди, ослепленные блеском сокровищ, кои те извлекали из глубоких шахт, утверждали даже, что они знают Великую Тайну превращения обычных металлов в чистое золото. Но ответить, правда это или нет, могли только они сами.
