Пробившись через всю толпу, я увидела, что она окружала высокий помост, на котором сейчас ораторствовал невысокий мужчина неопределенного возраста:
– Братья и сестры мои, мы собрались в этот прекрасный солнечный день для того, чтобы покарать преступницу, совершившую одно из страшнейших преступлений! Она хранила у себя кувшин с джинном и не сообщила об этом мне, управителю города! К сожалению, мы не смогли узнать, где сейчас этот кувшин, но мы все же покараем эту преступницу. За то ужасное дело, что она совершила, она приговорена нашим умнейшим, величайшим, справедливейшим, – толпа начала зевать, – судом к смертной казни через отрубание головы!
Одна половина толпы закричала, радуясь «справедливейшему» правосудию, а другая – глухо застонала, жалея неизвестную мне преступницу.
О, нет! Что–что, а казнь я смотреть не хочу. Я с детства боюсь крови! Когда дома у меня из пальца брали кровь на анализы, я теряла сознание. Ну уж нет, здесь я не останусь.
Стражники вывели на помост зареванную девочку лет семи–восьми.
Неужели, она и есть эта ужаснейшая преступница?! Да она же еще ребенок! Нужно же что–то делать!
Я повернулась к Франсуа, чтобы сообщить ему свои мысли и не обнаружила его рядом с собой. Поискав его взглядом, я увидела, что он пробирается к месту казни с обнаженным мечом в руке. Идиот.
А Франсуа тем временем взобрался на помост, разогнал трех стражников, развязал руки девчонке и отпустил ее в ту часть толпы, которая горевала по поводу ее ареста. Тем временем откуда–то слева повылезали еще штук двадцать стражников, и между ними и Франсуа завязалась драка.
Я не знала, что мне делать: то ли бежать за Луисом (только где я его сейчас найду), то ли попытаться помочь Франсуа (да я ж даже фехтовать не умею, я меч в руках держала два раза в жизни).
Внезапно, пока я стояла раздираемая этими чувствами, рядом со мною как из ниоткуда возник Луис:
– Что происходит?! Где Франсуа?!
Я молча кивнула на помост.
– О, черт! – выпалил вампир и рванул туда.
Я молча пошла за ним.
Некоторое время я, как и Луис с Франсуа, помахала мечом (каким – то чудом не попадая по себе, любимой, этой тяжеленной железякой), но силы были слишком не равны: около ста воинов на троих – это явный перебор (пусть даже среди нас был вампир).
В общем, нас повязали, и наш знакомый старичок – боровичок начал вновь распинаться перед публикой:
– Дорогие сограждане! – толпа уважительно внимала его речи. – Только что вы видели, как коварные и злобные приспешники преступницы помогли ей бежать, но, благодаря самоотверженной работе наших воинов, мы смогли задержать их!
Кто–то тихо захихикал. Я попыталась найти взглядом этого храбреца, но, увы…
– Молчать!!! – взвизгнул массовик–затейник. – Когда я сказал «их», я подразумевал «разбойников» и «бандитов», а не нашу самоотверженную гвардию.
Хихиканье стихло. Я посмотрела на Франсуа и Луиса. Вроде бы, ни у того, ни у другого особенных ранений не было. Разве что у Франсуа под глазом начинал багроветь огромный фингал, а у Луиса из рассеченной брови стекала тонкой струйкой голубая кровь.
Старикашка откашлялся и продолжил:
– Так как настоящую преступницу мы упустили, то казнены будут ее приспешники!!!
Опаньки!
– Но, так как их преступление очень и очень велико, то они не умрут быстрой смертью, прибитые к нашим Древам Правосудия, – похоже, он говорит о том кактусе, к которому присобачили Ланса, – а погибнут медленно, привязанные к ним же и съеденные вампирами, приходящими к Дереву каждую ночь!!!
Как же я влипла…
* * *
Под почетным конвоем нас доставили к засохшим деревьям перед городом. Когда вампира начали привязывать к дереву, какой–то не в меру усердный вояка заметил н е м н о г о н е о б ы ч н ы й цвет его крови. Он подошел к массовику–затейнику и начал что–то нашептывать. Управитель города побледнел и подбежал к привязанному к Древу Правосудия вампиру, держа в руках Ну Просто Огромный Кинжал:
– Почему у тебя синяя кровь?
– Всегда такая была, – улыбнулся вампир.
Господи, да что же он не освободится, и не покажет им всем, где раки зимуют?!
О, я поняла! Он подождет, пока все уйдут, а затем развяжется сам и развяжет нас с Франсуа.
