— Ого! — как бы не веря, воскликнул Владислав Валентинович, смеривая взглядом двух тщедушных старичков. — Прямо целый зоопарк.
— И не тяжело на старости лет держать столько животных? — спросила Ирина Константиновна.
— А, ерунда, — вдруг ответил Фуго. — Утром выгоняем весь этот зверинец в лес, и они там пасутся. А вечером я дую в дудку, и они все возвращаются. Ручные совсем.
— Оригинально, — восхищенно проговорил Владислав Валентинович, а Ирина Константиновна посмотрела на Даринду и смущенно спросила:
— Извините, забыла, как вас зовут?
Даринда засуетилась, испуганно взглянула на Алешу, но тот и сам давно позабыл придуманное им имя. Замешкавшись, он сделал вид, что поправляет фигуры на шахматной доске, но понял, что дальше тянуть нельзя и выпалил:
— Агафья Тихоновна.
— Да? — удивилась Ирина Константиновна, которая тоже не помнила утреннего имени Даринды, но все же с кислым лицом продолжила: — Агафья Тихоновна, милая, сколько же вам лет?
Даринда опустила глаза, а Алеша ответил:
— Девяносто шесть.
— Она у вас что, немая? — сочувственно спросила соседка, так и не дождавшись от "прабабушки" ни одного слова.
— Нет, — вдруг сказала Даринда. — Просто я долго думаю.
— Точно, — обрадовался Алеша. — Бывает прадедушка спросит у неё о чем-нибудь утром, а прабабушка только вечером отвечает.
— А-а-а, — закивала Ирина Константиновна. — Понятно. А прадедушку-то как зовут? Вы извините, конечно, тоже запамятовала.
— Пантелеймон Захарович, — не моргнув глазом, проговорил Алеша.
— Пантелеймон Захарович? — удивилась соседка и посмотрела на мужа.
— Хорошее русское имя, — пожав плечами, ответил на взгляд жены Владислав Валентинович.
— Хорошее, — растерянно поддержала его Ирина Константиновна, мучительно пытаясь вспомнить, как звали прадедушку утром.
— Да, Пантелеймон Захарович, — вальяжно развалясь на диване, подтвердил Фуго. — Девяносто семь лет, люблю животных. Но только домашних, — уточнил он. — Жареную картошку и вот шахматы.
— И что же, все девяносто семь лет вы прожили в деревне? В этой, как его, в Больших Баклушах? — спросил Владислав Валентинович.
— Да, — ответил Фуго. — Люблю, знаете ли, свою деревеньку. Выйдешь поутру на улицу, а там коровы, овцы, свиньи, собаки — видимо-невидимо. Так по деревне и шастают. А кругом пейзажи — хоть на улице ночуй. Благодать.
— Хорошо описываете, прямо по-писательски, — одобрил Владислав Валентинович. — Мы, городские, не знаем всех этих прелестей. Дачники, одно слово. А тянет на землю.
— Вот меня тоже так на землю тянет, так тянет, — вдруг вступила в разговор Даринда, забыв о том, что у неё в деревне Большие Баклуши двухэтажный дом. — Так хочется иметь хотя бы маленький клочок земли. И чтобы домик на ней стоял — тоже ма-аленький такой, аккуратненький.
— А у вас же в Саратовской области есть и земля и дом, — опешил Владислав Валентинович и посмотрел на жену.
— Есть, — спохватилась Даринда. — Но хочется еще.
— Понятно, вам хочется здесь, поближе к своим, — сочувственно сказал сосед и добавил: — Кстати, в соседней деревне пустует один домик. Если сходить в сельсовет и попросить, может быть дадут. Ну мы пошли, а то поздно уже. — Владислав Валентинович поднялся и жена тут же последовала его примеру.
— Очень приятно было с вами познакомиться, — сказала Ирина Константиновна. — Заходите к нам пить чай вместе с вашей внучкой, Светланой Борисовной.
— Обязательно, — пообещал Фуго и тоже встал. — А вы заходите к нам. Я вам в следующий раз расскажу, как мы с тетушкой Дариндой одомашнивали трубиранов. Это животное такое.
— Так у вас ещё и тетушка жива? — удивилась Ирина Константиновна.
— Жива, — понимая, что проговорился, ответил Фуго. — Она там, в деревне осталась, за нашим стадом присматривает. Сто двадцать пять лет, самая старая жительница деревни. Глухая как пень, совершенно слепая и ничего не говорит. Но хозяйство содержит в порядке.
— И как же она справляется? Слепоглухонемая… — изумилась Ирина Константиновна.
— На ощупь, — ответил Фуго.
Алеша давно уже глазами делал мимикру знаки и даже пытался перебить своего фальшивого прадедушку, но Фуго не обращал на его попытки никакого внимания.
