- Какой сегодня день? Сколько я тут?
Марк нахмурился, усмехнулся и отвел взгляд.
- Ты куда-то торопишься? – кажется, это прозвучало зло. Я продолжала смотреть на мужа, ожидая ответа. – Ты здесь третий день. Из тебя вытащили две пули. Одна прошла навылет. Болгара арестовали за попытку убийства, хотя он утверждает, что это была самооборона. Вчера выпустили под залог, – проговорил Марк медленно, будто смакуя собственную горчинку в голосе.
- Он бельгиец, – поправила я.
Марк замер на полу-вздохе и остановил на мне неподвижный взгляд. Боль начала стремительно нарастать, с каждой секундой становясь все менее выносимой. Марк смотрел молча, напряженно, болезненно. В какой-то момент показалось, что ему больнее, чем мне.
- Если он придет сюда, не препятствуй. От меня потребуют показания. Я их дам сразу, как только придут полицейские. Скажи Мише... Ты сказал Мише, что меня не будет пару дней?
Выпустив мою ладонь, Марк встал и отошел. Я повернула голову к окну, за которым притаились сумерки. Утро сейчас или вечер понять было сложно. Постояв с минуту, он глубоко вздохнул и прикоснулся к лицу. Я поняла, что он вытер слезы. Отвернулась, смаргивая собственные. Заплакать сейчас было бы слишком больно. Все пули попали в живот. Все тело являлось одним сплошным пластом боли. Где конкретно находились дырки, понять было невозможно. Из руки торчала трубочка, которую, хотелось почесать, будто она была частью меня. За то, чтобы вымыться, я бы отдала день жизни. Или получила бы еще одну пулю. Одной больше, одной меньше. Здесь тоже счет имеет значение, лишь, от нуля до единицы…
- Что-нибудь еще?
Я вздрогнула, оборачиваясь. Марк стоял надо мной у кушетки.
- Ты бабушке не говорил? Нет? – я успокоено кивнула, когда он отрицательно качнул головой. – Не говори, перенервничают. Со мной, ведь, все будет в порядке? Ничего серьезного?
Не то, чтобы я спрашивала. Откуда-то была уверенность, что если не через неделю, так через месяц или год, но я приду в норму. Присев на краешек, Марк наклонился к моему лицу и обнял ладонью щеку.
- Конечно, родная. Все будет хорошо, – поцеловал в уголок губ. На мгновение прикоснулся лбом к моему плечу, гладя пальцами щеку. – Я отойду на пару минут и вернусь. Хорошо?
Я кивнула. Конечно.
Конечно.
Стремительно поднявшись, Марк вышел. Посмотрев в окно, я увидела, как тонкий солнечный луч проползает по открытым жалюзи и врывается в палату. Утро.
Понимание слабости, расползшейся по телу и придавливающей к постели, пришло через полчаса, когда вернулся Марк. Оказывается, человек от Ласкара ждал моего пробуждения и поймал Марка сразу, как только понял, что я очнулась. Самого Ласкара ко мне, по понятным причинам, не пускали.
Так вот, когда вернулся Марк с незапечатанным конвертом в руке, я поняла, что поднять руку (не говоря уже о том, чтобы перевернуться на бок или сесть) слишком утомительно. С Марком пришел доктор. Осмотрев меня и задав несколько вопросов, он удовлетворенно кивнул и вышел. Когда рука с письмом без сил упала на постель, я посмотрела на спину мужа у окна.
- Прочти, пожалуйста.
Он обернулся. Медленно, нерешительно подошел и потянулся к листку бумаги. Начал читать:
- Лида, благодарю тебя за сохранение жизни себе и мне. В местной полиции открыто дело. Уверен, для тебя не составит труда все уладить. Имена и контактные данные списком внизу. Когда поправишься, буду рад увидеть в гостях. Л.М. – Марк перевел взгляд с письма на меня. – Тут список из шести имен на английском. Должности, имена и адреса.
- Спасибо, – кивнула я.
- Куда положить? – спросил, складывая лист.
Я постучала пальцами по простыне. Мне нужны эти имена. Нужно заняться ими сегодня же. Не удивляясь, Марк подложил письмо под мою ладонь.
- Чего-нибудь хочешь?
Отрицательно качнув головой, я следила за ним взглядом. Никогда на его лице не отражалось подобной муки. Не узнавала я и странного, мучительно-отчаянного и в то же время решительного выражения лица. Я прекрасно понимала, что он хочет задать миллион вопросов и первый из них: «Кто он»? Но мы оба знали, что ответом на все будет: «Не спрашивай». Я боялась представить, насколько мучительно ему могло быть от этого, и делала шаг назад: от его возможных переживаний к своей вполне ощутимой боли.
