– Не расстраивайся. – Хозяйка заметила настроение гостьи и ободряюще тронула ее за плечо. – Он приедет обязательно. Еще бы он не приехал.
– Да я не потому, – встрепенулась Александра. – Ты ведь знаешь Эрделя?
– Евгения Игоревича? – Эрика сдвинула брови. – Только не говори, что он…
– Нет, он жив, но попал в больницу. Внезапно.
– А видишь, какая погода, – Эрика показала на окно. В стекло остервенело бились крупные хлопья мокрого снега. – У меня у самой сегодня голова дурная. А ему-то за шестьдесят! Полагается иметь проблемы с сердцем.
Продолжая рассуждать о зиме, которая никак не установится, она проводила гостью в длинный зал, некогда созданный из четырех комнат, шедших вдоль коридора анфиладой, по принципу многих старинных квартир.
Посетителей сегодня было до странности мало – вот что первым делом отметила Александра. Порой на таких выставках устроителям удавалось собрать до пятидесяти человек. Троица устраивала себе рекламу, не тратя на это ни гроша, просто рассылая письма людям, в заинтересованности которых у них не было сомнений. На этот раз простая система впервые дала сбой. Восемь человек – и это считая Александру, присоединившуюся к гостям.
К ней уже направлялась Настя, полная розовощекая блондинка, чье миловидное лицо мгновенно исчезало из памяти любого человека, посмотревшего на нее. Александра даже после десяти лет знакомства затруднилась бы написать ее портрет по памяти. Некрасивая, почти уродливая, странная Эрика представлялась ей более интересной моделью.
– Вот и ты! – удовлетворенно произнесла Настя, взглянув на часы. – Осталось подождать нашего дорогого Степана Ильича. Влад его встречает внизу. Вы там пересеклись?
Александра отрицательно покачала головой, продолжая недоуменно разглядывать гостей, рассеянных по длинной зале, освещенной по случаю выставки до последнего уголка.
– Так мало народу? – вырвалось у нее. – Эрика сказала, все уже пришли…
– Пришли все, кого звали, – с таинственным видом подтвердила Эрика. – Сегодня особенный случай. Заметь, что и картин немного.
В самом деле, большинство экспонатов, висевших на стенах и расставленных на постаментах, оказались накрыты чистыми простынями или большими кусками холста. В конце зала красовалось три мольберта с выставленными на них полотнами, которых Александра на таком расстоянии толком не разглядела.
– Всего три картины? – уточнила она.
– Иди, взгляни, – легонько подтолкнула ее в спину Настя. – А там и Степан Ильич подоспеет. Не понимаю только, как ты не встретила Влада?
– Саша всегда витает в облаках, – ответила за гостью Эрика и, фамильярно приобняв ее за талию, повела к выставленным картинам. По дороге она шептала, кивая то направо, то налево, называя гостей: – Сестер Маякиных ты знаешь, парочка кладбищенских крыс, но их нельзя было не позвать, с ними ссориться себе дороже. Эти трое из Питера. Знакомы тебе? Встречались как-то? Я заочно не раз контактировала, а вижу впервые. Их Настя выписала. Гаев из Риги. Гляди, кланяется тебе.
Гаев, эффектный мужчина лет пятидесяти, седой, как лунь, но с окладистой черной бородкой, любезно поклонился Александре, с которой несколько раз встречался на аукционах. Однажды она уступила ему саксонский сервиз редкостной красоты, сохранности и комплектности, и после этого Гаев, вероятно, считал себя в некотором долгу перед нею. Сама Александра, привыкшая к более чем жестким нравам в среде торговцев антиквариатом, ничьей благодарности не ждала и не слишком в нее верила. Гаеву она улыбнулась мимоходом. Хозяйка, отойдя вместе с нею чуть дальше, заговорщицки шепнула:
– У тебя с ним что-то?..
– С какой стати? – удивилась Александра.
– Интересный господин. И, по-моему, он ждал, что ты к нему подойдешь.
– Ой, брось, мне не до романов сейчас! – мотнула головой художница, не удержавшись, однако, и оглянувшись на Гаева. Тот не сводил с нее пристального взгляда. Глаза у него были голубые, неуютно холодные, похожие на кусочки льда.
– О нем стоит подумать, – настойчиво нашептывала Эрика, неожиданно обнаружившая повадки свахи. – Кажется, свободен. Делец, умница. Денег куча. Гражданство двойное, Латвии и Норвегии. Говорят, отец у него был норвежец, капитан рыболовецкого судна, а фамилия у Гаева по матери, потому что в официальном браке родители не состояли. В любом случае, неплохой вариант.