Призраки Исфагана и Багдада неотступно стояли в воспаленном мозгу шейха, и ради того, чтобы отвести от Шемахи беду, он готов был принести в жертву как себя, так и ширваншаха Ибрагима. Вот почему, превысив с непозволительной дерзостью свои права, он, не считаясь с присутствием шаха, арестовал послов и, когда их бросили в темницу, препоручил своим новым мюридам любым доступным им способом выведать у еретиков место пребывания Фазлуллаха. Достав из-под новых черных облачений старые кожаные сумы, дервиши вытащили оттуда большие ржавые гвозди.
6
Еще в лабиринте подземных ходов, по которым Ибрагим с Гёвхаршахом, телохранителями и группой аскерхасов шли в темницу, до них донеслись шум и выкрики. Догадавшись, что послов пытают, Ибрагим прибавил шагу, а телохранители бросились бегом распахивать железные решетчатые двери темницы и, лязгнув мечами, вжались в сырые стены и пропустили шаха.
Слабо освещенные светом масляных светильников, чернoодетые лжемюриды застыли, увидев шаха, и тупо уставились на него. В трех клетках перед ними белели в полутьме, как три свечи, поели. Стоявший чуть в стороне в белом облачении и белой, ниспадающей до пят шали садраддина шейх Азам насторожился, но тем не менее не двинулся с места, как если бы здесь властелином был он и шаху первому надлежало подойти к нему. Но, разглядев за спиной шаха наследного принца с группой ааерхасов, он все понял и порывисто бросился к шаху.
- Ради аллаха, шах, не вмешивайся! - вскричал он. - Согласно святому слову, книги еретика должно предать огню вместе с вероотступниками!
- Что проку предавать их огню, шейх? - холодно спросил Ибрагим. - Не лучше ль отослать их к эмиру Тимуру, чтобы уличить меня в связях с хуруфитами? Ибрагим не сейчас утвердился в своем подозрении; обдумав положение в диванхане, он шел сюда с готовым решением. - Ты слышал сам, я отклонил предложение Фазлуллаха. Ибо нет у меня иной опоры, кроме единого бога, его пророка и святого Корана. Но не в моих силах арестовать Фазлуллаха, шейх. Вели передать Мираншаху, что Фазлуллах сейчас могущественнее и меня, и его, а возможно, и самого эмира Тимура. Открой клетки и выпусти послов! Пускай уходят!
- О горе! - возопил шейх. - Ты должен схватить еретика, шах, или же камня на камне не останется в Шемахе! - Иссохшее от постов и молитв тело шейха била крупная дрожь. Отступив перед спокойной категоричностью шаха, он, как бы ища опоры, трясущимися руками схватился за черных мюридов. - Ты не знаешь, шах, предупредил он, - эти люди - дервиши эмира Тимура. Повелитель верит им и по их слову истребляет непокорных. Одумайся же, шах! Он и тебя не пощадит, если не схватишь еретика.
Ибрагим внимательно оглядел низкорослых широкоскулых людей в широченных и не по росту длинных черных хиргах, по-хозяйски распоряжавшихся в темнице. Случилось самое худшее. На глазах у дервишей-хабаргиров шах и наследный принц пришли освободить послов Фазлуллаха. Чего же больше? Одного этого предостаточно, чтобы доказать эмиру Тимуру измену шаха. Но Ибрагим не терял присутствия духа. Он уже предусмотрел и продумал жертвоприношения эмиру Тимуру для умилостивления его и отвода подозрения от себя в случае провала с арестом Фазлуллаха. В изначально намеченном списке жертв шейха Азама не было. Уже здесь, в темнице, Ибрагим, не колеблясь, хоть и с некоторым сожалением, включил старого безумца в число жертв, более того - отвел ему роль главной искупительной жертвы.
- Я собирался лично раскрыть шахиншаху (Титула "шахиншах" у Тимура не было; так его называли в Азербайджане и Иране - ред.) Тимуру некоторые истины, - не спеша начал свою речь Ибрагим. - Но раз уж здесь его дервиши, то пусть они выслушают и сообщат повелителю, что единственный и главный виновник распространения ереси в Ширване - ты, шейх Азам! Если бы ты предупредил меня своевременно о том, что учение Фазлуллаха враждебно эмиру Тимуру, я не дал бы пристанища ему в Ширване, и хуруфиты не окрепли бы до такой степени, чтобы бросать вызов эмиру Тимуру. Во всем виноват ты, шейх!
Обвинение было таким неожиданным, что шейх совершенно растерялся, а дервиши заметно насторожились. Шейху неведомо было коварство. Тяжкие испытания надломили его душу, поразили ум и воображение, но не научили ни хитрить, ни лукавить, ни - тем более - строить и отражать козни.
