* * *
— Ничего у вас с ними не выйдет, — сказал шайтан дома. — Все это пустое.
— Не расстраивайся. Если нам удастся немного расшатать авторитет шефа, то все остальное само собой рухнет, как карточный домик.
— Авторитет? Ты думаешь у него есть авторитет? Если это авторитет, то скажи мне, пожалуйста, как на вашем языке именуется такая способность, как умение держать других в страхе, мало того, заставлять их пресмыкаться перед собой? А если все-таки это авторитет, то как ты его собираешься расшатать? Ведь это фактор не изолированный! О его устойчивости ревностно пекутся ваши месткомы, всевозможные общества и советы института. Ведь это недурно сколоченная вашим шефом иерархическая постройка!
Это уже было слишком! Я — человек, можно сказать, высшее создание природы. А какой-то шайтан пытается учить меня уму-разуму. Разве не его мы обвиняем в извращении таких понятий, как авторитет, честность, целеустремленность?.. Я с трудом сдерживался.
— Я знаю, что такое авторитет. На земле живет много людей, к которым это слово имеет прямое отношение. А сейчас я употребил это понятие по привычке, машинально, можно сказать, условно. Это, в конце концов, дурацкая привычка, приобретенная мной в этом институте.
— Ша, ша, ша, — предостерег меня шайтан, — не выходи из себя. Давай разберемся по порядку — что есть что. Можешь ты провести четкую границу между авторитетом человека, с одной стороны, и страхом, робостью перед его властью, страхом перед его хитростью, способностью внушать свое мнение окружающим, вероломством, коварством, с другой? «Не могу! — тут же про себя отметил я. — На кой черт я опять сцепился с ним? Не смогу я ответить на этот вопрос. Мало того, я не знаю в нашем институте никого, способного дать четкий ответ на этот вопрос».
Не зная, как выйти из положения, я в отчаянии набросился на него:
— Это твое племя путает людей! Это следствие вашего внушения: люди неосведомленные, ограниченные, люди с чувством собственной неполноценности возводят в авторитеты людей, сильных в карьеризме и неприкрытом властолюбии.
— Значит так. Если отвлечься от твоей жалкой клеветы на наше племя, ваш, так называемый, авторитет есть понятие очень и очень относительное. И, судя по всему, его смысл сильно зависит от того, кто и в какой ситуации пользуется им?
— Все пользуются этим понятием так же, как и любым другим, в силу своей компетентности или, скорее, испорченности.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес шайтан, — это я и хотел услышать. А свои грехи нечего сваливать на шайтана… Сколько бы я не был зол на своих, все же мне обидно за них… Ну, а как ты еще хочешь расшатать этот, так называемый, авторитет шефа? — примиренчески заговорил вдруг шайтан. — Разве не этим мы занимались до сих пор?
— Надо заставить его самого сказать вслух то, что у него на уме, когда он особенно остерегается этого.
— Ну что ж, если только в этом дело, устрою я тебе это удовольствие. Желание компаньона для меня закон, — приложив руку к груди, слегка поклонился шайтан.
— Только, конечно, не в каком-нибудь пустяковом деле. Он ведь в мелочах подчеркнуто правдив и откровенен. Обычная игра на обывательскую публику…
— Не думаешь ли ты, — перебил он меня, — что я заставлю его публично накричать на какого-нибудь проходимца не из его приближения, например, такое: «Не подпишу твои документы на Брюссельскую конференцию! Твоя работа даже близко не тянет на международный уровень!» Он это делает и без моей помощи.
— Прекрасно, так давай за дело…
Честно говоря, я не совсем представлял, как поставить этот эксперимент. Все вокруг, и в первую очередь натура шефа, оставались для меня еще достаточно сложными загадками. И чтобы планировать операцию с гарантированным успехом, казалось, надо было быть по меньшей мере «прожженным жуком», «стреляным воробьем», «сильным», «находчивым», «тонким» и «политиком», вместе взятыми, притом в большей степени, чем мои «друзья». Надо было вникнуть в скрытую подоплеку интриг институтского масштаба. Заглянуть в чрево, где они рождаются и откуда выползают спрутом в виде целенаправленных замыслов, определяющих сегодняшнее состояние и лицо института. Вопрос был психологический, где-то немного биологический и, если подойти к этому шире, может, даже философский!
