Судьбы Серапионов - страница 9

. Поэтому в конкурсе на лучший рассказ, объявленный осенью 1920 года Домом Литераторов, участвовали и студисты Дома Искусств, а в жюри входили и писатели из Дома Искусств. Итоги конкурса жюри (Е. И. Замятин, Б. М. Эйхенбаум и А. М. Редько), объявило 7 июля 1921 года. Премии получили 6 рассказов: пять из них принадлежали Серапионам (первая премия — «Сад» Федина, вторая — «Подвал» Никитина, третья — «Врата райские» Лунца, четвертая — «Одиннадцатая аксиома» Зильбера, пятая — «Степь» не Серапиона Б. К. Терлецкого и шестая — «Сила» будущего Серапиона Тихонова[51]). Еще до объявления итогов конкурса рассказы эти были уже известны Серапионам, а Федин и затем Каверин стали «Братьями» без выборов (возможно, тогда у группы еще не было названия, не было и выборов).

3 июня 1921 года (датирую по дневнику К. И. Чуковского[52]) на собрании Серапионов у Горького присутствовал Вс. Иванов (он появился у Серапионов в мае; возможно, это случилось на первой встрече с Горьким — она была раньше 3 июня).

Последним Серапионом стал Николай Тихонов — скорей всего, в начале 1922 года[53]. Тогда основной состав группы уже сложился, и особого желания принимать новых членов у Серапионов не было. Однако заявления поступали и утвердилась процедура «выборов». Заимствована она была явно из книги Гофмана «Серапионовы Братья». Там первоначально клуб Братьев образуют четыре молодых писателя: Теодор, Отамар, Лотар и Киприан (кстати, существует несколько вариантов прототипов «Серапионовых братьев», согласно одному из них: Теодор — это сам Гофман, Киприан — Шамиссо и т. д.)[54]. Затем высказал желание войти в Братство Леандр, но во время пылкого обсуждения (Отамар был резко против, а Теодор — безусловно за) его кандидатуру отвели. Потом в Братство кооптировали Сильвестра и следом Винцента, и решили, что 6 участников — число окончательное.

Случай последнего приема, когда претендовали два поэта из группы «Островитяне»: Николай Тихонов и Сергей Колбасьев, описан Чуковским-младшим: «Происходило это почему-то не в комнатенке Миши Слонимского, а в одной из парадных комнат Дома искусств. Всех не членов братства попросили выйти. Мы вышли в соседнюю комнату[55]: я, Тихонов и Колбасьев. Ждали минут двадцать. Несомненно за дверью проходили споры, но о них я не знаю ничего. Потом вышел Каверин и объявил, что Тихонов принят, а Колбасьев — нет». Помимо этого Н. Чуковский упоминает еще один случай «отказа»: не был принят в Серапионы прозаик, участник семинара Замятина Николай Катков[56] — тогдашний товарищ Лунца, Зощенко, Груздева и Никитина.

Питерский сюжет очень похож на гофмановский, только Братьев — 10.

Происхождение название питерского сообщества все мемуаристы, естественно, связывают с одноименной книгой Гофмана, а вот о том, кто именно предложил группе так назваться, высказано несколько версий. Слонимский в поздних воспоминаниях рассказывает о своем разговоре с Горьким (еще до знаменитой встречи Серапионов с классиком на Кронверкском 3 июня 1921 года): «Надо бы придумать вам марку, — сказал затем Алексей Максимович, усмехаясь. — Назваться надо как-нибудь…» и продолжает так: «В сущности совершенно случайно назвались мы „Серапионовыми братьями“ — просто книга Гофмана[57] лежала на столе во время одного из собраний, и вот название её приклеилось к нам»[58]. Тут надо помнить, что это пишет человек, запуганный названием «Серапионовы братья», на которое в 1946 году властью было поставлено клеймо идеологически враждебной «группировки», поэтому так подчеркивается случайность, непроизвольность выбора названия, так педалируется горьковское одобрение его, при этом авторство идеи не приписывается никому. В последней своей версии этой истории М. Слонимский излагал ход событий так: «Никак не могу сообразить, кто первый предложил назваться „Серапионовыми братьями“. Логически рассуждая, должен был бы сделать это романо-германист Лунц. Но решительно не помню, так это было или не так. Помню только, что на столе у меня лежала кем-то принесенная книга в рваной светло-зеленой бумажной обложке — „Серапионовы братья“ Гофмана в дореволюционном издании „Вестника иностранной литературы“. Кто-то (совершенно забыл кто) взял эту книгу в руки и воскликнул: „Да вот же! Серапионовы братья! Они же собирались и читали друг другу рассказы!“»