Судьбы Серапионов - страница 5
Л. Лунц в не подписанной им заметке «Литературная Студия Дома Искусств» пишет, что «четырехмесячные работы Студии протекли очень успешно, но показали, что интересы молодежи направлены, главным образом, на самостоятельную, а не на переводческую работу»[23].
Поэтому тематику лекций расширили.
Приведем перечень лекционных курсов, которые читались в литературной Студии Дома Искусств:
Н. С. Гумилев «Драматургия»
Андрей Белый «Ритмика»
A. З. Штейнберг «Эстетика»
B. М. Жирмунский «Теория поэзии»
В. Б. Шкловский «Теория сюжета»
К. И. Чуковский «История современной английской литературы»
А. В. Амфитеатров «История итальянской литературы»
Б. М. Эйхенбаум «Толстой».
Наряду с лекционными курсами очень популярны были и семинары:
«Техника художественной прозы» — Е. И. Замятин
«Практические занятия по поэтике» — Н. С. Гумилев
«Перевод стихов» — М. Л. Лозинский
«Перевод прозы» — А. Я. Левенсон
Отмечу также занятия по новым языкам: английский — С. К. Боянус и М. И. Бенкендорф (знаменитая дама Горького, или «железная женщина», по выражению Берберовой); итальянский — Г. Л. Лозинский. Не упомянуты в этом списке и семинары К. И. Чуковского и В. Б. Шкловского (их вспоминают мемуаристы[24] — возможно, правда, семинар Чуковского, посвященный как критике, так и поэтическому переводу, велся в доме Мурузи, а в семинар Шкловского превращались его лекции).
После летнего перерыва, в октябре 1920 года, занятия в Студии возобновились. Альманах «Дом искусств» в № 1 сообщает о количестве слушателей: «записано свыше 350»[25] (вот подтверждение точности Н. Чуковского!) и о начале новых курсов:
Н. Н. Евреинов — «Философия театра»,
Н. Н. Шульговский — «Основные вопросы изучения поэзии»,
Ю. Н. Тынянов — «Пародия в литературе»,
Н. О. Лернер — «Семинарий по Толстому».
Горький и К. Чуковский называют среди лекторов Студии еще поэта и ассириолога В. К. Шилейко[26], а в хронике альманаха «Дом Искусств» его почему-то нет.
В 1996 году в Рукописный отдел ИРЛИ поступил листок, аккуратно заполненный рукой Н. С. Гумилева: «„Расписание лекций“ Литературной Студии при Доме Искусств». Приведем его здесь и как свидетельство интенсивности работы и лекторов, и слушателей (пять раз в неделю по шесть часов вечернего, для многих слушателей — послерабочего, времени):
Понед.<ельник>.
4–6 Лернер Ист.<ория> р.<усской> поэз.<ии>
6–8 Шилейко Ритмика
8–10 Лозинский Студ.<ия> по пер.<еводу>
Вторник
4–6 Шилейко — Мифология
6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (раз.<бор> ст. <ихов>)
8–10 Чуковский Сем.<инар> по крит.<ике>
Среда
4–6 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)
6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)
8–10 Чуковский Сем.<инар> по крит.<ике>
Четверг
4–6 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)
6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (занятия с 2 гр.<уппой>)
8–10 Шилейко Ритмика
Пятн.<ица>
4–6 Шилейко Поэтика
6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (занятия с 1 группой)
8–10 Чуковский[27]…
Перечень лекторов и темы их курсов впечатляют независимостью от того, что творится в стране, и кажущейся терпимостью к этому городской власти. Продолжалось так недолго: пока Горький был в Питере, но и тогда идеологически ортодоксальные чиновники высказывались о Студии резко. Обвинение было четким: вокруг Дома Искусств идет «централизация буржуазии»[28]. Чуковскому все время приходилось убеждать власти: они заблуждаются, имеет место какое-то недоразумение. Это стало настолько привычным, что даже в 1960-е годы, перечисляя в воспоминаниях самых запомнившихся тогдашних студистов, К. Чуковский, наряду с тремя будущими Серапионами, рефлекторно указал никому не известного Глазанова — «коммуниста, широкоплечего и рослого, в кожаной куртке, в сапогах до колен»[29]…
337 слушателей Студии были расписаны по семинарам и лекциям; будущие Серапионы посещали (не все и не всё одновременно):
— семинар Е. И. Замятина — Л. Лунц, И. Груздев, М. Слонимский, Н. Никитин, М. Зощенко, («Длинная, с колоннами, комната в Доме Искусств: студия. И тут они — вокруг зеленого стола: тишайший Зощенко; похожий на моего чудесного плюшевого Мишку — Лунц; и где-то за колонной — Слонимский; и Никитин — когда на него смотришь, кажется, что на его голове — невидимая бойкая велосипедная кэпка» — из воспоминаний Е. Замятина
