Я очень жалел, что из фильма «Мы из джаза» вырезали сцену скандала в ресторане между моим героем и Катькой, героиней Лены Цыплаковой. Она заказывала для нас шампанское в ресторане. Изначально было снято, как после нашего ухода я возвращаюсь и из кармана всю мелочь до копеечки ей отдаю: «На!» Это было моим ответом на испытанное унижение. В итоге Карен эту сцену не взял. Я думаю, он не хотел, чтобы наши герои выглядели озлобленными. В фильме была еще одна замечательная сцена, когда мы сидим в полуразрушенном здании и поздравляем с днем рождения героя Петра Щербакова – эта сцена пропитана добротой, а в сцене в ресторане все же чувствовалась агрессивность. Шахназаров хотел показать зрителю, что наши герои не агрессивны, агрессивен окружающий мир и люди, которые их не принимают. Я думаю, что, хотя та сцена мне и нравилась, Карен был прав, что вырезал ее.
Это золотой человек, это был мой друг настоящий. Я знаю Евгения Евстигнеева с 1964 года, когда я учился на первом курсе театрального. Он окончил то же училище, что и я, которое сейчас носит его имя – Нижегородское театральное училище имени Е. А. Евстигнеева. Я сейчас являюсь в этом училище председателем Попечительского совета.
С нашим знакомством связана одна забавная история. Евгений Александрович приехал навестить маму в Горький, а В. А. Лебский, директор училища, узнал о его приезде. Он Евстигнеева разыскал и пригласил встретиться со студентами. Встреча длилась более трех часов. Евгений Александрович рассказывал о «Современнике» (театр тогда гремел на всю страну), о друзьях-актерах, вспоминал, как учился в Горьком. Но меня на этой встрече в зале не было, потому что меня выгнали. А произошло вот что. Тогда все увлекались «Битлз». Я, деревенский парень, посмотрел, что городские отращивают волосы, и тоже отрастил. Пришел на встречу с легендарным актером в актовый зал заранее, сел в первом ряду. Как же – живой артист из театра «Современник» приехал! Однако директор Виталий Александрович Лебский был строгих правил. Он подошел ко мне:
– Мальчик, ты кто?
– Шура Панкратов.
– Вон из зала! Подстрижешься, тогда приходи.
И я всю встречу, три часа, простоял за дверью, в щелочку подсматривал и слушал, что рассказывал мастер. Когда встреча закончилась, я подошел к Евгению Александровичу и сказал:
– Евгений Александрович, простите меня, Христа ради! Я подстригусь завтра же.
Это, конечно же, рассмешило Евстигнеева. Он отвел меня в уголок и говорит:
– Знаешь, почему он тебя выгнал?
– Потому что волосы длинные?
– Да нет! Ваш директор терпеть не может контрасты. Вон у тебя космы какие длинные, а посмотри на меня – я же лысый, как бильярдный шар. Он меня представил и сел в первый ряд, а рядом ты сидишь с длинными волосами, а я лысый на сцене.
В общем, Евгений Александрович меня тогда успокоил. Мы потом подружились, и он мне сказал:
– Будешь в Москве, приходи в «Современник».
И когда на зимних каникулах я приезжал в Москву, то обязательно шел в «Современник», а Евгений Александрович пропускал меня на спектакли.
На съемках фильма «Мы из джаза» мы еще более сплотились, а работая над «Зимним вечером в Гаграх», мы даже после съемок не расставались: ездили в кафе, рестораны, веселились, откровенничали друг с другом. Он был удивительным человеком с потрясающим чувством юмора. Он всегда мне говорил:
– Сашка, не забывай, мы с тобой из одного гнезда.
То есть из Горьковского театрального училища. Однажды мы с Евстигнеевым что-то импровизировали, а Карен Шахназаров нас увидел и попросил показать ему эту сцену. Ну, мы показали. Он сидел скучающий, грустный:
– Ничего не понимаю. Что вы тут изображаете?
Евстигнеев мне подмигнул и сказал:
– Карен Георгиевич, поезжайте в Горький, поступите в Горьковское театральное училище и будете понимать, что мы играем.
