Гримером на съемках «Взрослого сына» была Маргарита Подсухская. Она работала на «Сибириаде», и я ее пригласил к себе старшим художником-гримером. Снимали сцену, в которой действие начинается на танцплощадке, потом героиня Оли Гудковой оттуда убегает и идет по берегу моря, ее догоняет герой Жени Гладышева. Камера на кране поднимается. На общем плане мы видим две маленькие фигурки – Жени Гладышева и Оли Гудковой. Персонаж Гладышева встает перед ней на колени и просит прощения. Солнце садится. Вот такая лирическая и грустная сцена была придумана. Пять минут – и солнце заходит. Времени на съемку было мало, поэтому отрепетировали все до мелочей. Идет съемка, камера вот-вот поднимется, и вдруг вижу, к актерам бежит Маргарита Подсухская со своим гримерным ящичком. Я понимаю, что она сейчас в кадр попадет, а вернуться и снова начать мы уже не успеваем: солнце зайдет. Я подбегаю к Маргарите, толкаю ее с этим ящиком в море – из кадра ее выбросил. Камера дальше снимает сцену. Мне машет Витя Трахтенберг, мой второй режиссер: все, снято. Я кричу оператору:
– Все сняли?!
Тимофей Павлович с Виталиком отвечают с крана:
– Сняли, Василич, сняли!
А Маргарита Подсухская плачет, выходит из моря, вся мокрая, с этим ящичком, в котором, вероятно, погибли все ее гримерные принадлежности. Я собираю группу на танцплощадке, попросил массовку удалиться, встаю перед гримером на колени и говорю:
– Маргарита, простите меня, пожалуйста.
Она всхлипывает:
– Я ведь только… реснички поправить.
– Зачем реснички? Это ведь общий план.
А она плачет и тоже на колени встает. И мы перед всей группой стоим – художник-гример и режиссер-постановщик – на коленях и просим друг у друга прощения.
Тимофей Павлович Лебешев улыбается и произносит со вздохом:
– Нет, не Пырьев. Иван Александрович ни перед кем на коленях не стоял…
Хозяйку дома в Крыму сыграла замечательная армянская актриса Нина Мамиконовна Тер-Осипян. Она потрясающий человек. Администрация сообщала ей, когда меня будить, и Нина Мамиконовна каждое утро меня будила.
В шесть утра, лишь солнышко взойдет, она стучала в мою дверь:
– Санечка, пойдем смотреть на восход солнца. Бутерброды у меня с собой. И, как всегда, четвертинка водочки.
Мы сидели на набережной, смотрели на восход солнца и говорили об искусстве, делая по глоточку водочки из бутылочки.
Потом Нина Мамиконовна отлично сыграла у Никиты Михалкова в «Пяти вечерах». Никита увидел ее у меня в материале, когда я монтировал картину, и спросил:
– Кто это?
– Актриса из театра Маяковского…
А потом смотрю, она у него сыграла соседку главного героя – все в том же халатике. Никита, как и я, торопился. Время на съемки было ограничено.
Нина Мамиконовна, Народная артистка РСФСР, когда-то работала с В. Э. Мейерхольдом и А. Я. Таировым, родилась еще в Российской империи. На 90-летие я ее поздравлял. Она уже с трудом меня узнала. Я прибежал с охапкой роз, встал перед ней на колени. Спросил:
– Нина Мамиконовна, вы меня помните?
Она долго-долго на меня смотрела, а потом сказала:
– Лицо знакомое, кто-то из ухажеров, наверное…
Вот такая была экспедиция. Но в целом коллектив был очень дружный. Потом уже – а у меня и по пять лет перерывы были в работе – меня ждали работники моей первой съемочной группы, чтобы работать со мной на других фильмах. Например, Толя Голубев, который руководил осветителями на съемках «Взрослого сына», работал со мной на всех следующих картинах.
Если Никита Михалков снял фильм «Пять вечеров» за 25 дней, то я своего «Взрослого сына» – за месяц-полтора. Меня ограничили во времени, да и растягивать не было средств – деньги на картину дали небольшие, 360 000 рублей. Это был более чем скромный бюджет для полноэкранного цветного фильма.
