В маленькой кухоньке впритык друг к другу - столик, холодильник, плита и буфет, и свободного пространства оставалось так мало, что на нем не шагнешь ни вправо, ни влево (хотя куда и зачем тут шагать? Все рядом, все под рукой, и с места сходить не надо, чтобы достать хоть что из холодильника, из буфета или из навесных шкафчиков).
Крохотной была и ванная, где кроме маленькой полочки и зеркальца ничего и не вместилось. Но в квартире было три комнаты, и все в ней было так чисто и ухожено, что Алену с порога окутало уютное тепло дома.
Как трудно с квартирами, так долго стоят в очереди, а тут - одна, и три комнаты, - молча удивилась Алена, и вновь хозяйка словно услышала ее немой вопрос:
- Дочка у меня взрослая, замужем за офицером, трое детей, по всей стране катаются. А закончит служить - ни кола, ни двора. Везде у них квартиры временные, то служебные, то чужую снимают. А я им эту сберегу.
Ульяна Егоровна открыла дверь в маленькую комнату, залитую солнечным светом. На широком подоконнике роза, приподнимая ажурный тюль, тянулась в комнату большим ярко-розовым цветком. В углу, у окна, стоял убранный светлым пледом диван, над диваном висел на стене ковер с сочным малиновым рисунком, и маленький бордовый коврик лежал на полу. У другой стены стоял небольшой письменный стол, над ним - книжная полка. Рядом со столом - плательный шкаф, а рядом с диваном - маленькая тумбочка, на ней - настольная лампа и транзисторный приемник. Приемник был включен, и в комнате тихо и задушевно играл духовой оркестр.
Алене захотелось тут же забраться с ногами на диван, закутаться пушистым пледом, взять книгу и... остаться.
- Нравится? Ну и хорошо. Эта комната твоя будет, - сказала Ульяна Егоровна, заглядывая в лицо Алене. Вблизи, простоволосая, девушка была еще красивее: яркая блондинка с ясными голубыми глазами. На щеках полыхает румянец. Нежная бархатистая кожа. И взгляд - открытый, доверчивый.
- А телевизор будем смотреть вместе, в большой комнате, - Ульяна Егоровна открыла дверь в другую комнату, и телевизор первым глянулся Алене, он стоял в углу, у окна, на тумбе. Красивые шторы шоколадного цвета, подобранные в тон к бежевым обоям, были раскрыты и аккуратными тяжелыми складками обрамляли шикарный тюль. Сервант, полный посуды, пианино, овальный стол, два кресла, диван... На стенах - эстампы и маленькие полочки с забавными фигурками и изящными, словно бы игрушечными, кувшинчиками и вазочками, кашпо с нежными побегами аспарагуса. На полу пушистый ковер. Не верилось, что никто не собирается по вечерам в этой комнате почаевничать, поговорить...
Из столовой шла дверь в смежную комнату, дверь была открыта, и виделся край кровати и большого настенного ковра. В ту комнату, что была, очевидно, ее спальней, хозяйка Алену не пригласила, а заглядывать, как бы невзначай, девушка не стала.
Квартира Ульяны Егоровны была похожа на родной дом Алены, хотя и жила ее семья в деревянном коттедже, и комнаты в нем были расположены иначе, и летом главной комнатой становилась веранда, увитая душистым горошком, и, конечно, другие эстампы украшали стены, а в зале стояла длиннющая "стенка", и посуда в шкафах была не так оригинальна и причудлива, не было чешского стекла, а грудился никому не нужный, но покупаемый годами хрусталь, хрусталем пользовались редко, любили керамическую посуду, и ее много было в серванте в большой кухне, и все-таки зачем-то всю жизнь все подкупали и подкупали хрусталь. И шторы были лиловые, и обои розовые - все вроде бы совсем по-другому... и так похоже. И Алена вздохнула, загрустив о доме.
- Ну, иди за вещами, - Ульяна Егоровна чуть слышно обняла Алену за плечи. - Пока ты ходишь, я тебе шкаф освобожу. Пару ящиков трогать не буду, но если они тебе понадобятся - скажешь. А книжки посмотришь, какие понравятся оставим, какие не нужны - уберем, свои поставишь. Ну, беги. Или сначала чайку? - и она вновь заглянула Алене в лицо, заботливо, с участием, и Алене так захотелось прижаться, как к маме, посидеть рядышком, молча, не зажигая в комнате свет, а потом тихонько рассказать обо всех переживаниях последних дней и как всегда удивиться: все страхи, трудности, ну прямо, настоящие трагедии, что обрушиваются на Алену и готовы ее уничтожить, высказанные маме, словно растворяются в темноте, остаются от них махонькие осколочки-неприятности, вполне преодолимые, проблемы все оказываются разрешимы, и горе становится обычной житейской неприятностью... ах, сколько проблем, все нарастающих и готовых прихлопнуть Алену, как снежная лавина заблудшего лыжника, накопилось у нее за эти долгие месяцы.
