Судьба Адъютанта Его Превосходительства - страница 21

Май-Маевский был в хорошем расположении духа, не вникнул в смысл его слов и, смеясь, ответил: – Полно, дорогой, беспокоиться. Ваш корпус один из лучших, у вас все благополучно. Юзефович ушел, а результат таков; на стыке между Донской и Добровольческой армиями, кавалерия красных произвела прорыв. Конница появилась южнее Купянска. Корпус Кутепова выдержал ряд яростных атак противника. Май Маевский поражался неудачливому медлительному маневрированию корпуса Юзефовича, и когда Юзефович явился к нему, докладывая о невозможности преградить путь кавалерии красных, приведя ряд доводов, Май-Маевский согласился с ним. При выходе, я спросил Юзефовича: – Ваше превосходительство, почему вы не поддержали корпуса Кутепова? На что он, смеясь, мне ответил – Пусть его потреплют, у него очень хороший корпус.

Красноармейцы, попавшие в плен, прежде всего подвергались тщательному осмотру «опытных» командиров, в роде Туркула или Манштейна («безрукий чёрт»). Пленных выстраивали рядами, подавалась команда «смирно!» Белый командир, проходя по фронту, здоровался с пленными и требовал выдачи комиссаров и комсостава. Если пленные отказывались – командир приступал к «осмотру». Комиссарство определялось по лицу. Отобранных выводили из строя. Они приводили ряд оправданий, доказывали свою непричастность к комиссарству. Эти оправдания вызывали только усмешки белых офицеров. – Вы все люди темные и ничего не знаете, а комиссарить, небось, умеете. Мнимых уличенных расстреливали. Остальных пленных отправляли в глубокий тыл на формирование, или, как белые выражались, «профильтроваться». Пленные попадали в города, помещались в казармы, как бы на военную подготовку. На самом деле, это было продолжение «осмотра». Контрразведчики, симулируя недовольство действиями Добрармии, устанавливали настроение пленных. Смерть грозила за малейшее проявление симпатии к советской власти. Пленные жили в тылу одной мыслью, что их пошлют на фронт, где они могут свободно перейти к своим. Белые прекрасно учитывали настроение красноармейцев и принимали свои меры. Перед отправкой на фронт пленным выдавалось английское обмундирование с вышитыми эмблемами на рукавах – череп и крестообразные кости с надписью: «корниловцы». Погоны были крепко вшиты.

Когда докладывали Май-Маевскому, что полк готов, он, смеясь, спрашивал: – Настоящие корниловцы? – Так точно, можно отправлять, – рапортовали начальники «фильтра», после чего пленных распределяли по частям, вперемежку с добровольцами. На фронте мнимых «корниловцев» заставляли идти вперед, а сзади шли верные сыны «Единой Неделимой» с пулеметами: при малейшем отступлении передовые части расстреливались пулеметным огнем. Вот почему пленные в форме корниловцев, марковцев, дроздовцев шли вперед, ведя борьбу со своими. Еще до наступления белые распустили слухи, что красные не берут в плен корниловцев, марковцев и дроздовцев, расстреливая их на месте. За срыв эмблемы (хотя это трудно было сделать) грозила смерть.

– Ваше превосходительство! Полковник Щукин просит принять. Полковник Щукин доложил, что генерал Деев изобличен в темных сделках по заключению договоров о снабжении армии. – Если есть хищение, следует обратить внимание на лиц, в ведении коих находятся склады, – сказал Май-Маевский: – что касается невыгодных договоров, вы мне представите ваши данные; тогда я Деева устраню и предам суду. Пока что назначу ревизию.

Контрразведку Добровольческой армии в Харькове в 1919 году возглавлял полковник Щукин… Владимир Козел в роли полковника Щукина.

Путем тонкого подхода выясните срочно, где куплены Деевым крупные брильянты. А теперь скажите, как обстоит дело на заводах и фабриках? – Ваше превосходительство, на заводах полное успокоение. Замечается лишь небольшой ропот рабочих из-за заработной платы и часов работы. Этому способствуют агитаторы. Я принимаю решительные меры. Надеюсь в скором времени ликвидировать. – Хорошо. Оставшись один, генерал долго ходил из угла а угол, потом, остановившись, сказал – Чёрт знает, что такое! От Деева я никак не ожидал. Под влиянием бабы идет на преступление! Капитан, вы видели у жены Деева брильянты? – Так точно, ваше превосходительство. Ожерелье и на руках дорогие кольца. Но, может быть, они им раньше приобретены. Вероятно, у Щукина личные счеты с Деевым. – Проверю. Все выяснится, – проговорил Май-Маевский. Дверь полуоткрылась, и командир кавалерийского корпуса, генерал Юзефович, остановился на пороге: – Разрешите, Владимир Зенонович? – Пожалуйста, пожалуйста, дорогой! А я вас хотел вызвать. Хорошо, что приехали. Садитесь, рассказывайте. – Положение моего корпуса очень тяжелое, – начал командир: – обмундирования нет, наступили холода, много больных, участились грабежи. Крестьянство настроено враждебно, фураж приходится доставать под угрозой нежелательных репрессий… последнее время усилилось дезертирство…Май-Маевский перебил: – Сейчас же преобразовать части! Успокоить негодный элемент примерной казнью. Обмундирование, какое имеется – в наличии, прикажу выдать. Главный вопрос – это крестьянство. Я уже говорил с Деникиным и настаиваю на земельной реформе. По-видимому, особое совещание не учитывает, что наш успех зависит от скорейшей реформы. Я еще раз буду говорить сегодня со ставкой. Могу вас порадовать, молодая гвардия стоит у ворот Орла; падение его приближается, оно будет в ближайшее время. Еще несколько хороших нажимов, – восстанут Тула и Брянск, и наша цель будет достигнута. – Владимир Зенонович, все это хорошо. Что же касается моего корпуса, то положение, повторяю, серьезное. Прежде чем быть у вас, я видел Деева. Справлялся, сколько он может выдать обмундирования. Деев наотрез отказался; говорит, что всего имеется небольшое количество. Может быть, вы мне разрешите с корпусом стать на небольшой отдых? – Нет, нет! Об этом ни слова слушать не хочу. Отдыхать все будем в Москве… Теперь не время даже думать об этом. Я сейчас буду говорить со ставкой. Капитан, поезжайте в штаб. От моего имени вызовите на два часа дня к прямому проводу главнокомандующего. Несколько позже я увидел генерала Юзефовича у начальника штаба: генерал был сильно расстроен. – У аппарата Деникин. – У аппарата Май-Маевский. – Антон Иванович, для успешности операции поторопите прислать обмундирование. Корпус Юзефовича почти раздет. Морозы захватили врасплох. Много больных с отмороженными конечностями. Наблюдается рост дезертирства. Крестьянство враждебно настроено. Еще раз настаиваю на разрешении аграрного вопроса. – Владимир Зенонович, обмундирование выслано. Как обстоит дело в орловском направлении? Как ведет себя Шкуро? – Падение Орла – вопрос ближайших дней. Шкуро устраивает оргии и угрожает ставке. Его необходимо отозвать в ставку, под каким-нибудь предлогом дать ему повышение, но только в тылу. – Я уверен, Владимир Зенонович, в успехе ваших героических частей. Заблаговременно поздравляю вас со взятием Орла. Шкуро я скоро отзову. Что касается крестьянства, – этот вопрос разрешится в Москве. – Антон Иванович, я снимаю ответственность за массовые беспорядки среди крестьян: они ждут и интересуются земельной реформой. Обещания потеряли свое значение, фураж приходится брать под угрозой казни. Необходимо это учесть в интересах скорейшего завершения нашего дела.