О любом заключенном, показавшемся в коридоре, тут же сообщалось. Они не могли выйти в коридор, пока не было разрешено открыть двери камеры. Если бы даже им каким-то образом удалось оказаться в центральном помещении, во двор попасть так и так не удалось бы, потому что вход туда преграждали двери из стальных брусьев. И если бы даже им удалось справиться с запорами и оказаться во дворе, невозможно было одолеть тридцатифутовые стены, залитые светом и просматривающиеся с вышек, на которых вооруженные стражники только и ждали возможности подстрелить любого заключенного, который оказался бы во дворе вне строго определенного времени прогулок.
Доктор Балди рассказывал мне об этой беседе с Саттоном. Вот что он поведал мне:
— Должен сказать вам, мистер Гарднер, что Вилли сидел как раз в этом кресле, где сейчас сидите вы. Я стоял вот здесь. Я сказал ему:
«Вилли, вас прислали сюда, потому что вы вечно пытаетесь бежать. Забудьте об этом, потому что отсюда сбежать невозможно. Никто не пробовал это сделать и никому не удастся. Я не собираюсь ставить вам в вину ваши прошлые подвиги. От вас требуется всего лишь подчиняться правилам этого учреждения, и к вам будут относиться, как и ко всем прочим заключенным. Я не собираюсь усложнять вам жизнь».
Вилли посмотрел на меня, усмехнулся и ничего не сказал.
«А теперь, Вилли,— сказал я ему, — я познакомлю вас с нашими правилами, чтобы вы могли соблюдать их».
Продолжая ухмыляться, Вилли сказал:
«Не утруждайте себя ими, Док. Я не собираюсь долго быть здесь, так что мне не придется их соблюдать».
У доктора Балди были мускулистые руки с толстыми пальцами. Рассказывая мне об этой беседе, он то ломал пальцы, то сжимал их в кулаки так, что белела кожа на костяшках.
Доктору Балди не доставляли никакого удовольствия воспоминания о Вилли (Актере) Саттоне.
Вилли Саттон сбежал из этой тюрьмы. Он оказался единственным человеком в истории этого заведения, которому это удалось, и ни у кого больше не оказалось его отчаянной смелости, решимости и выносливости, тонкого знания человеческой натуры, которые помогли ему разрешить многочисленные загадки и выиграть свою смертельно опасную игру.
Причина, по которой я упомянул историю Вилли Саттона, заключается в том, что она иллюстрирует и ответственность, лежащую на начальнике тюрьмы, и дьявольскую изобретательность заключенных. Среди тысяч из них есть парочка, которой не дают покоя лавры Вилли Саттона. Возможно у него есть тут несколько начинающих Дилинжеров. У него есть и зеленые юнцы. Тут есть и те, которым не стоило бы оказываться в этих стенах, но они были посланы сюда потому, что у какого-то раздражительного судьи было плохое настроение в утро суда или в силу каких-то ошибок тюремной администрации.
Тут же есть и несколько психопатов, которым надо было бы быть в психиатрической больнице. Есть несчастные, которые совершили преступление под давлением обстоятельств или поддавшись эмоциональной вспышке, которая потрясла их до основания. Скорее всего, таким тут не место.
Начальник тюрьмы, который попросил не упоминать его, как-то сказал мне:
— Наказание не должно иметь какой-то фиксированный срок. Оно должно варьировать исключительно в зависимости от качеств личности.
Почти в каждом случае приходит время, когда заключенный искренне раскаивается в своих поступках и чувствует, что если ему представится возможность, он будет вести нормальную жизнь. Это не просто благие пожелания. Приходит время, когда наказание сыграло свою роль, и человека грызет совесть, потому что у него было вдоволь времени поразмышлять над своим положением и понять, что преступление не окупается, и первым делом, выйдя из тюрьмы, он позаботится о том, чтобы держаться от нее как можно дальше.
Вот тогда человеку можно даровать условно-досрочное освобождение. Вот тогда приходит время представить ему шанс вернуться к нормальной жизни.
Но уловить этот момент удается довольно редко. Отдел помилований долго и тщательно изучает дело. Заключенного то вызывают, то возвращают снова.
Когда человек слишком долго сидит в тюрьме, наказание начинает подавлять его. У него появляются горечь и озлобление. Но если его выпустить слишком рано, он выйдет в убеждении, что не так уж и плохо провел время даже в тюрьме. Или, допустим, вы выпускаете его на свободу, когда ему искренне кажется, что он раскаялся, но на самом деле он не проникся им до глубины души.
