Филантропический порыв Билла Джилберта, жертвовавшего и свое время и свою энергию, показался мне тогда достаточно необычным. И только потом, познакомившись с деятельностью тюремных священников, я понял, что это обычный эпизод в их жизни.
Целую книгу можно — и нужно — написать о деятельности этих людей. Они приносят в жертву свое время, свои средства, покрывают на своих машинах сотни миль, стараясь делать все, что в их силах, для духовного и материального благополучия заключенных, многие из которых бесстыдно злоупотребляют такой преданностью своему призванию.
Лучших из тюремных священников никогда не заботит, что сделал данный человек. Они прилагают все усилия, чтобы понять, как они могут помочь этому человеку подготовиться к будущей жизни. Они знают, что в большинстве случаев им приходится резать по гнилому дереву, но тем не менее не оставляют своих трудов, надеясь, что рано или поздно труха умственных и душевных пороков спадет с человека и они доберутся до его подлинной сущности, которую им и предстоит укреплять.
И им на удивление часто удавалось добиваться своего.
В то время я не имел представления о заключенных, которые были изолированы от общества стеной из стали и бетона. Я понятия не имел, что они ограничены в переписке, что могут получать и посылать письма только некоторым корреспондентам.
Когда я в качестве практикующего адвоката посылал письма заключенным, они доходили до адресатов и я получал ответы. Но как только я расстался с адвокатурой, переписываться удавалось только в порядке исключения. Если заключенные могут свободно переписываться со своим адвокатом, то, как правило, им не разрешено поддерживать связь с представителями прессы, а их личная переписка строго ограничена.
Так как я оставил активную практику на ниве закона, моя переписка с заключенными тоже в определенной мере ограничивалась, хотя во многих инстанциях сомнения на мой счет решались в мою пользу и корреспонденция проходила, но как только я пытался что-то выяснить непосредственно по делу, которым я тогда занимался, то неизменно получал вежливый отказ в переписке.
В конце концов общение с этими инстанциями вызвало у меня гнев, и я решил, что если мы будем вести расследование от имени «Аргоси», то пойдем на страшный скандал, если нам не будет разрешено разговаривать с заключенными.
Это я и поведал Биллу Джилберту и сказал ему, что вылетаю в Валла-Валла поговорить с Богги. Я попросил Джилберта объяснить ситуацию начальнику тюрьмы и сказать ему, что не хотел бы по приезде натыкаться на запрет.
Помнится, я привел пример Биллу Джилберту, что раньше мы пытались ловить мух на клейкую патоку. Я устал от бесплодности этого занятия и решил, что куда эффективнее бить их хлопушкой.
Джилберт заверил, что, по его мнению, у меня не будет никаких затруднений в беседе с Кларенсом Богги, но на всякий случай он поговорит на эту тему с начальником.
Вернувшись в Валла-Валла, он протелеграфировал мне, что трудностей у меня действительно не будет.
Это был образец взаимопонимания.
Как уже говорилось, начальником тюрьмы был Том Смит. Он изъявил полную готовность во всем содействовать нам.
— Учтите, — сказал он наконец, — вы не встретите никакого противодействия. Если Богги Кларенс невиновен, мы не меньше вас хотим удостовериться в этом. Билл Джилберт рассказал мне о вашей организации. Я кое-что знаю о репутации тех людей, которые сотрудничают с вами в этой работе. Если вы собираетесь разобраться в деле Богги и если это ничего не будет стоить штату, я сделаю все, что в моих силах, чтобы содействовать вам. Я думаю также, что здесь вы встретите то же отношение и со стороны официальных лиц штата. Во всяком случае, я с удовольствием помогу вам. А теперь вы можете приниматься за дело.
Одним словом, стало ясно, что Том Смит совершенно не похож на тот тип начальника тюрьмы, который я ожидал встретить.
При более близком знакомстве с ним я понял, какое у этого человека большое сердце, каким несколько наивным идеализмом он преисполнен, как страстно стремится к справедливости.
В то время я был удивлен, встретив начальника тюрьмы, настолько не совпадавшего с образом, который любили создавать авторы романов. В нем не было ничего от жесткого садистского поклонника дисциплины. Он был исключительно гуманен, бдительно следил, чтобы ни в чем не нарушались права заключенных и каждому человеку была обеспечена справедливость.
