— Интервью? — удивился Алекс.
— Да. Не лично, конечно, ведь сюда его никто не пропустит. — Гримм приложил ладонь к кителю на груди. — Список вопросов у меня здесь. Их двадцать пять, и если вы будете отвечать достаточно подробно — по пять-восемь предложений, то он заплатит по сорок фунтов за каждый.
— Итого тысяча, — подсчитал Алекс. — Хорошие деньги. А из какой он газеты?
— Вообще-то из «Санди телеграф», но интервью продаст тем, кто дороже заплатит.
— Что же я буду делать с такой кучей денег, а, Реджинальд? — спросил Алекс. — Через шесть дней меня перестанут интересовать не только деньги, но даже итоги предстоящего чемпионата Англии по футболу. Хотя… в первом дивизионе я предрекаю победу Ливерпулю. Запомните — Ливерпулю.
Тюремщик шмыгнул носом и полез в карман за носовым платком, вероятно, чтобы промокнуть скопившуюся в уголке глаз влагу.
— Передадите родственникам, — сказал он, имея в виду деньги и, по-видимому, совершенно не интересуясь шансами Ливерпуля на победу.
— Но у меня нет родственников. Отец умер еще в феврале, а единственная моя троюродная тетя Эльвира была убита ракетой ФАУ месяц спустя в марте, когда пошла в булочную за хлебом.
— Неужели у вас нет никого на всем белом свете, сэр? — удивился Гримм.
— Увы, но это так. Если вы придумаете, как мне за оставшиеся дни потратить тысячу фунтов, я соглашусь на ваше предложение. Только не обещайте мне пышных похорон. Благотворительность меня тоже не интересует. Я согласен потратить деньги только лично и, по возможности, в приятной компании.
Когда расстроенный тюремщик ушел, Алекс подумал о Шарлотте. Ей в ее нынешнем положении деньги, конечно же, не помешают, но… Но ему была неприятна сама мысль о подобного рода заработке. Наверняка все вопросы этого ушлого интервьюера составлены с ориентацией на низменные интересы толпы. Он был почти уверен в этом — однажды ему уже довелось читать нечто подобное в одной из «желтых» газет. Дай он согласие, и его имя будет невольно ассоциировано с тем грязным убийцей и расчленителем трупов нескольких женщин. Нет, Шарлотте такие деньги не принесут радости.
Потом он узнал, что Генриетта Либехеншель скончалась в больнице от последствий кровоизлияния в мозг и что Джон Скеррит поручил одному из своих помощников организовать отправку тела в Германию и все связанное с последующими похоронами. Они отправились в Ульм, где у покойной проживали дальние родственники. Шарлотту в этой печальной поездке должна была сопровождать женщина, заботам которой ее поручил доктор Белл. Вернется ли она назад, было неизвестно.
Но она вернулась.
Воскресным утром 10 февраля пришел Скеррит.
— Ничего определенного, но надежда еще есть, — сказал он. — Бывает, что приговоренному к смерти сообщают о помиловании в день казни. Редко, но бывает.
— Вы встречались с королем? — спросил Алекс.
— Увы. Нам сказали, что его величество нездоров: что-то с легкими. Но мы разговаривали с принцессой Елизаветой, и этот разговор нас обнадежил. Послушайте, Алекс, я ведь привез сюда Шарлотту…
Сидевший на кровати Алекс порывисто встал и повернулся в сторону запертой двери.
— Она сама хотела меня увидеть? — спросил он с тревогой в голосе.
— Безусловно. Конечно, ей сейчас вдвойне тяжело, но по пути в Уондсворд она сказала мне, что теперь вы — самый дорогой для нее человек.
Алекс задохнулся от нахлынувших чувств:
— Она так сказала?
— Именно так. Еще она сказала, что без вас ее собственная жизнь будет ей не нужна.
Алекс снова сел, не в силах произнести что-либо еще.
— В вашем распоряжении один час, и за пять минут до истечения срока свидания в дверь постучат. Ее посещение администрация оформит как беседу со священником. Ну, вы готовы?
Он только кивнул. Скеррит подошел к двери, постучал и, когда та отворилась, вышел из камеры. Дверь снова захлопнулась. Минут пятнадцать Алекс стоял перед ней в ожидании. Что он передумал за эти минуты и мог ли он вообще о чем-либо думать? В его памяти всплывали образы далекого детства, настолько далекого, как если бы он был уже глубоким старцем. А ведь прошло немногим более десяти лет, но за эти годы сам мир изменился до неузнаваемости.
