- Сами вы етипетский сфинкс! - возопил Карлинский, радостно ужасаясь. - Вас бы сюда в музей, в качестве экспоната!
Его тощая фигура распылялась в туман. Владимир Петрович стоял в Египте имени А. С Пушкина. Музейные залы походили на зоопарк. Разные древние народы до того были забиты и суеверны, что поклонялись даже львам и баранам. Но рисовать они умели еще очень плохо: к человечьим ногам прилаживали звериные головы, или наоборот.
Разглядеть все эти подробности не хватило времени. Перед ним, на мраморном пьедестале, вытянув передние лапы, гордо возлежала Марина.
- Кис-кис-кис,- поманил ее Глобов.
Она подползла ближе. Жаль, что я сплю, и хорошо, что испарился Карлинский,- успел он вспомнить, когда Марина, мяукнув, положила ему на плечи свои когтистые лапы. Ее лицо дыми-лось, как чашка черного кофе. И он пригубил душистый напиток, засыпая все глубже и глубже.
Карлинский долго стоял над базальтовым зверем. С трудом выдавил очередной афоризм:
- Скотоложество наказуемо по уголовному кодексу, дабы не было столь привлекательно для человека.
- Это вы про кого? - очнулась Марина.
Они смотрели еще французов, но Юрий не реагировал даже на Ренуара. С этой проклятой Изидой хоть беседуй об акушерстве: ни стыда, ни любопытства. Точно животное. Или в самом деле - богиня...
- Меня, Марина Павловна, тоже прельщают сфинксы. Тому, кто познает вашу хвостатую даму, быть может, откроются тайники мироздания!
- Может быть, - ответила Марина, придавая лицу загадочное выражение, как это и подобает сфинксу.
Не успел Глобов открыть глаза, как откуда ни возьмись появился гражданин Рабинович. Он отбывал наказание при Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, работая в должности экскурсовода. Что за преступное ротозейство - определить его сюда!
Наглый и навязчивый, как все евреи, он дал понять: ему де свыше поручено сопровождать прокурора. После сфинксовых ласк (подглядел, сволочь!) тот, мол, обязан volens nolens познакомиться с кое-каким секретным материалом.
- Только смотри - чтоб мистики ни-ни!
- Ладно,- обещал Рабинович.
Над пневматической дверью светилась цитата из сочинений Хозяина:
ВЕЛИКАЯ ЦЕЛЬ РОЖДАЕТ ВЕЛИКУЮ ЭНЕРГИЮ.
За цитатой - пространство, стеклянная банка - в центре, а в банке заспиртованный мозг, извилистый, как земная кора. Его полушария медленно колыхались. Вокруг, по тонким трубкам, сквозь реторты и колбы, через перегонные кубы, бежал зеленоватый раствор.
Рабинович хихикнул:
- Всякий раз, попадая сюда, я немножко пугаюсь. Дрогнувшим пальцем он ткнул студенистый комок. Тот продолжал пульсировать как ни в чем не бывало.
- Не слышит. Все думает и думает, идеи изобретает. Может, у него на родине была любимая девушка. А чтоб на свиданье сходить - ног нету. На его извилинах разве далеко уползешь? .
Я волнуюсь, гражданин прокурор, как бы от этих непрерывных раздумий он с ума не спятил. Ведь вся мировая цивилизация насмарку пойдет! Мы какой-то дурацкий атом расщепили и уже беспокоимся. А тут, в этой банке, представляете,- цепная реакция мозга. Взрывы идей, самумы рассеянных мыслей. Чуть недоглядел - куда там водородная бомба! Не только наша скромная планета, галактика на куски разлетится. Я, по правде сказать, опасаюсь за Бога...
- Не развалится твоя галактика, не допустим,- ободрил его Глобов,- А про Бога ты забудь, Бога идеалисты придумали... Признайся-ка, Рабинович, что это за идеи производятся тут? Уж не реакционный ли какой вздор лезет из мозговой реакции?
- Что вы, гражданин прокурор! - обиделся Рабинович.- Одни только высокие цели, великие идеалы. От них - все остальное, по закону диалектики. Культуры там разные, ренессансы. У нас без обмана. Желаете лично убедиться?
- Ну, давай, действуй! Да побыстрее. А то некогда мне: просыпаться пора.
- Заявляю вам откровенно, как на страшном суде. Не мне, старому иудею, защищать дело Христа. Но ради объективности должен отметить: у Него имелась, гражданин прокурор, тоже благородная цель.
Бывший врач-гинеколог вперил глаза в потолок. На его иссохших щеках заиграл лиловый румянец.
- Сына Человеческого посадить на Божий престол, ближнего возлюбить больше, чем себя самого,- очень все это прогрессивно, говоря между нами, для того исторического этапа, конечно. Ну, а что получилось? Нет, вы только послушайте, что из этого получилось!
