Мне было далеко до нее — она всегда брала верх, — но и у меня не было проблем с учебой, пока я давала себе труд делать уроки. Мне нравилось заниматься вместе с Энни, потому что она умела не только хорошо работать, но и от души хохотать. В тот день мы занимались разворотами многогранников, и она доставала меня тем, что будто бы собиралась сделать разворот биты своего дружка и посмотреть, разберется в нем учительница или не разберется и сможет ли понять, что это такое.
— Спорю, она возьмет его домой и сделает биту из картона или чего-нибудь еще, — сказала Энни.
— А на другой день принесет в класс, — добавила я, — и от нее ничего не останется!
Мы буквально повалились на пол от хохота и хохотали, хохотали, пока не обессилели.
Но, пока мы смеялись, я не переставала думать: прекрасно вот так шутить, но на самом деле, в действительности, я бы предпочла заниматься чем-нибудь другим. Я думала о многом. И о людях тоже. О папе и о том, как он постоянно просил меня приехать к нему в США — а почему, собственно, он сам не мог приехать ко мне? И о маме, почему мы с ней не ладим, и о том, как мне надоел Адам, как надоела школа, надоела Энни, надоел Симон. Все чего-то от меня хотели. Энни хотела, чтобы мы больше занимались вместе, потому что нам было
весело друг с другом. Мама говорила, что меня слишком часто нет дома. Понятно? Люди, которые, как я полагала, были моими друзьями, хотели, чтобы я стала кем-то другим. Не слишком ли?
Энни завелась насчет того, что нам не следует в пятницу идти в «Планету К». Она считала, что мы должны остаться дома, потому что на носу экзамены.
— Не можем мы все время только работать, — возразила я. — Ты же знаешь, мне нравится в «Планете».
— Как хочешь, а я остаюсь. Иди с Симоном, — сказала она, отлично зная, что Симон не сможет. По пятницам он работал вечером.
К тому же Симон был еще хуже Энни. Ему, видите ли, не нравилось, что я хожу в клуб без него, он боялся, как бы я там не закрутила роман. Я должна была сидеть дома, потому что он слишком занят! Глупо. Мне просто хотелось куда-нибудь пойти, где можно повеселиться.
Не знаю почему, но я вдруг завелась.
— Знаешь? — крикнула я Энни. — Мне плевать. Я только что это поняла.
— Что с тобой? На что тебе плевать?
— На все. На это. На работу. На хорошие оценки.
— Тебе нужны хорошие оценки.
— Когда-нибудь, возможно, будут нужны. Но почему сейчас?
Энни пожала плечами.
— В нашем возрасте все заняты своими оценками.
— Я получу их позже. Или не получу. Все равно. Мне правда все равно. Я занимаюсь, но на самом деле меня не интересуют оценки. Правда.
Энни поглядела на меня и рассмеялась.
— Сандра, ты сошла с ума.
— Да. Ну и что? Ты меня понимаешь? Мне все безразлично. Даже Симон безразличен, ты это понимаешь?
— Я думала, ты его любишь.
— Люблю. И мне безразлично! — Я рассмеялась. Сама не понимая, о чем говорю, я знала, что это правда. — Хочешь, я перестану с ним встречаться? Это разобьет мне сердце, но мне все равно. Правда. Ну и что? Он тоже все время от меня чего-то добивается. Я скучаю по нему, но от этого не делаюсь несчастной. Думаю, я могла бы стать еще счастливее. Странно, правда?
— А я? На меня тебе тоже наплевать? — спросила Энни.
— Нет-нет, — торопливо ответила я, — на тебя мне, конечно же, не наплевать, ведь ты моя самая близкая подруга.
Я подошла и обняла ее, но, в общем-то, она была права. На нее мне тоже было наплевать, хоть она и была моей самой близкой подругой. Какое это имеет значение? Все время, пока я утешала ее, у меня в голове крутилась мысль, что готовиться вместе с ней к урокам не отвечало моему представлению об удовольствиях.
В ту пятницу я пошла в клуб одна, несмотря на возражения Энни и Симона, и знаете что? Мне казалось, что я буду умирать от скуки, но этого не случилось. Наоборот, я прекрасно провела время. Прекрасно. Насколько помнится, домой я вернулась часа в два ночи, хотя знала, что мама убьет меня за позднее возвращение и еще за то, что я не позвонила ей, но мне было все равно. Я познакомилась с бандой, и ребята оказались отличными. У меня голова шла кругом, так я веселилась, ну и немножко покурила, а потом полдороги меня провожал парень из банды. Мы ничего не делали, почти ничего, разве что немного потискались — и это было здорово.
