— Жизнь бьет ключом, Зигмунд? — небрежно поинтересовался он.
Трефовый Туз подошел к окну, выглянул на террасу и затем, обернувшись, проговорил с тонкой ухмылкой:
— Боюсь, что вообще не бьет. Шлюзы перекрыты.
— Это не проблема, достаточно немного приоткрыть вентиль, — парировал Болан.
Зигмунд снова повернулся к окну, закурил и, глубоко затянувшись, выпустил дым через нос. Какое-то время он молча наблюдал за голубыми завитушками, поднимающимися к потолку, потом сунул руки в карманы и, повернув голову к человеку, сидящему за столом, произнес:
— И поэтому ты здесь?
Болан посмотрел на него тяжелым взглядом.
— Я здесь, потому что я здесь.
— Извини, я не хотел сказать, что... — Зигмунд снова затянулся сигаретой. — Я был в Европе, когда... на... э-э...
— Ты был в Цюрихе.
В глазах Трефового Туза сверкнул огонек.
— Ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе.
— Имею право.
Зигмунд улыбнулся, подошел к столу и, вынув изо рта сигарету, наклонился, чтобы получше разглядеть лицо и руки Болана.
— У меня есть личный вопрос, можно?
Болан ответил улыбкой на улыбку.
— Давай.
— Мне нравится твое лицо. Кто его сотворил?
Зигмунд не скрывал своего профессионального интереса, но Болан ответил уклончиво и довольно сухо:
— Это слишком личное.
Так оно и было. Если в легендах о Тузах имелась хоть доля истины, то правдой могло быть и то, что они меняли внешность так же часто, как свои костюмы. Ходил даже анекдот, суть которого заключалась в том, что «трефы» и «пики» иногда забывали, кто они на самом деле. Конечно, смысл шутки состоял в том, чтобы заставить поверить в это всех остальных.
Да, лицо Болана сейчас совсем не походило на то, с каким он начинал эту войну. Внимательный взгляд специалиста заметил бы, что оно претерпело немало изменений.
Зигмунд произнес:
— Да, ты прав. Особенно сейчас. Честно говоря, меня несколько удивило, что ты здесь.
— Почему?
— Ну, просто... Ты же был здесь, когда началась заваруха?
Болан холодно произнес:
— Да, был.
— Теперь этот город просто дышит ненавистью.
— Сейчас так везде, не только здесь, — напомнил Тузу Болан.
— Но здесь особенно, тебе не кажется?
Болан пожал плечами:
— Меня это только вдохновляет. Но они ненавидят не меня, Зигмунд, а то, во что превратилось их дело. Мы должны все изменить.
— Мы? Учти, нас осталось всего лишь двое. Иногда я задаю себе вопрос: а на правильном ли мы пути? Понимаешь, на то, что осталось, не стоит даже тратить силы. Если только...
— Что если только? — проворчал Болан.
— Если только мы не избавимся от этого парня — Болана. Он тоже появился в городе.
Зигмунд заметно нажал на слово «тоже».
— Ты видел его? — мягко спросил Болан.
— А кто его вообще когда-нибудь видел? Но он здесь. Это точно. С тех пор, как я вернулся из Европы, я все время потратил на то, чтобы изучить повадки этого типа, найти к нему ключ, вычислить его. Теперь я наверняка знаю, как он действует, какие методы берет на вооружение.
— Очень интересно, — ответил Болан. — Я занимался этим же вопросом, правда, в боевых условиях.
— Да, я... э-э... Я знаю, что ты принимал в охоте на Болана активное участие, Омега. А Фрэнки — это тоже ты?
— Называй меня как угодно, — спокойно ответил Болан. — Только не пытайся меня подсечь, Зигмунд. Это пробовали сделать многие, даже самые лучшие, в том числе и Барни, известный также под именами Питер, Скала... Вряд ли стоит перечислять все его клички.
Поведение Зигмунда заметно изменилось. Он как будто расслабился, оттаял: Барни был тем фундаментом, на котором держалось все «здание».
Он прикурил новую сигарету от окурка.
— Мне казалось, что я единственный, кто знает об этом.
— А ты знал, — доверительно спросил Болан, переходя почти на шепот, — что братья Талиферо — сыновья Барни? Его плоть и кровь?
У Туза отвисла челюсть. Он стряхнул пепел с сигареты и, не скрывая своего изумления, спросил:
— Это... Это правда?
— Правда, — заверил его Болан. — Он сообщил мне об этом перед смертью. Перед тем, как, — он обвел рукой весь кабинет, — оставить мне вот это...
— Понимаю, — тихо произнес Зигмунд. — Этот офис принадлежал тем, кто имел власть. Но после Барни сюда никто не заходил. Признаюсь, иногда я сам приходил сюда посидеть за этим столом. Но больше здесь никого не было. Никого... Однажды вечером я заметил Барни, он выходил отсюда... Но — это было пару лет назад — он тоже увидел меня. И это, как мне кажется, послужило главной причиной того, что меня отправили в Европу.
