Ученики с не меньшим ликованием отнеслись к идее покончить с правописанием. Они радостно перекликивались, переглядывались, пересмеивались, размахивали платками и линейками, а некоторые мальчишки под шумок начали кидаться в девочек шариками из жеваной бумаги. Пришлось Стюарту, чтобы восстановить порядок, снова влезть на стопку книг и налечь на звонок.
— Что дальше? — повторил он.
— Письмо!
— Боже правый, — с отвращением проговорил Стюарт, — разве вы до сих пор не научились писать?
— Конечно научились! — завопили дети.
— Ну так и дело с концом, — заключил Стюарт.
— Следующий урок — общественные науки, — услужливо подсказала Элизабет Гарднер.
— Общественные науки? Первый раз слышу. А что если нам сегодня не утруждать себя специальными предметами, а просто поговорить о том о сем? Как вам нравится такая мысль?
Дети выжидающе переглянулись.
— Нельзя ли поговорить про то, как держишь в руке змею, а она вдруг обвивается вокруг запястья? — предложил Артур Гринлоу.
— Можно, но лучше не стоит, — ответил Стюарт.
— Не поговорить ли нам о грехе и пороке? — умоляюще произнесла Лидия Лейси.
— Ни в коем случае. Еще?
— Может, поговорим про толстую женщину из цирка, у нее еще весь подбородок оброс волосами? — мечтательно попросил Исидор Фейнберг.
— Нет, — отрезал Стюарт. — Вот что я предлагаю — поговорим о Короле Мира. — Он оглядел класс, ища одобрения на лицах детей.
— Никакого Короля Мира нет, — запротестовал Гэрри Джеймисон.
— Какая разница? — настаивал Стюарт. — Нет, так должен быть.
— Короли устарели, — не сдавался Гэрри.
— Ну хорошо, тогда о Председателе Мира. В мире творится беспорядок оттого, что в нем нет Председателя. Я бы сам охотно взялся быть им.
— Вы слишком маленького роста, — возразила Мэри Бендикс.
— Ну и что? — Стюарт был возмущен. — Причем тут рост? Темперамент и знания — вот что главное. Председатель должен обладать знаниями и разбираться в том, что важно. Многие ли из вас знают, что важно?
Поднялись руки.
— Отлично. — Стюарт закинул ногу на ногу и засунул руки в карманы пиджака. — Генри Рекмейер, скажи нам, что ты считаешь важным?
— Луч солнца в пасмурный день и еще мелодию в музыке.
— Правильно, — одобрил Стюарт. — Важные вещи. Но одно ты забыл. Мэри Бендикс, что забыл Генри Рекмейер?
— Мороженое, политое шоколадом, — быстро ответила Мэри.
— Вот именно, мороженое тоже важная вещь. Так, раз уж на сегодняшнее утро мне приходится быть Председателем Мира, надо выработать законы, иначе получится страшная кутерьма, все начнут метаться туда-сюда, хватать что попало и вообще вести себя неподобающим образом. Если играть в эту игру, то играть по правилам. Кто может предложить хорошие законы для мира?
Альберт Фернштром поднял руку:
— Не есть грибов, а то среди них попадаются поганки.
— Это не закон, — поправил Стюарт, — а просто дружеский совет. Благоразумный совет, Альберт, но все-таки закон — нечто более серьезное. Кто еще придумает закон для мира?
— Ничего не тырить, — очень серьезно предложил Джон Полдовски.
— Прекрасно, — одобрил Стюарт. — Отличный закон.
— Отравлять одних только крыс, — высказался Энтони Брендизи.
— Не пойдет, — отрезал Стюарт. — Несправедливо по отношению к крысам. Закон должен быть справедлив ко всем.
Энтони надулся.
— Но ведь крысы несправедливы к нам, — не сдавался он. — Крысы вредны для людей.
— Согласен, — сказал Стюарт, — но с крысиной точки зрения вреден яд. Председатель должен рассматривать каждую проблему со всех точек зрения.
— А у вас не крысиная точка зрения? — спросил Энтони. — Вы немного похожи на крысу.
— Нет, — отрубил Стюарт, — у меня скорее мышиная, а это совсем не одно и то же. Я охватываю проблему в целом. Мне совершенно ясно, что крысы обездолены. Им никогда не дают выйти на открытое пространство.
— Крысы не любят открытого пространства, — заявила Агнес Беретска.
— Это оттого, что стоит им высунуться, как их тут же норовят пришибить. Очень возможно, что крысам понравилось бы открытое пространство, если бы им предоставили свободно им пользоваться. Еще какие-нибудь предложения?
Агнес Беретска опять подняла руку:
— Не воевать.
— Неосуществимо, — возразил Стюарт. — Муж чины любят воевать. Но ты на верном пути, Агнес: уже теплее.