— Разумный приказ. Я его подтверждаю, Саллах. Тебе полегчало?
Ду в сердцах сплюнул и хлестнул лошадей.
— У этого посла наверняка полные карманы золота. И какие-нибудь ценные вещи для взяток... С пустыми руками сейчас в Вену не едут, — не унимался Тэрцо. — Будь у него должная охрана, он бы и разговаривать тогда с нами на дороге не стал, разве что велел бы напасть на нас своим гайдукам. Ты думаешь, Ахмет, у него доброе сердце?
— Он не стал стрелять в меня из пистоля. Грешно покушаться на чужое добро... И еще. Ты не задумывался, Ходжа, о том, почему он едет без гайдуков?.. Это не посол. Скорее, какой-то шпион. Или гонец, везущий важное известие. Если он не соврал и едет из Валахии, то по турецкой земле пробирался наверняка в одиночку. Дрался с кем-то — нога у него ранена. А ты и не заметил, парень? Кто его ранил? Что за известия он везет? Мне бы хотелось сперва узнать ответы на эти вопросы. А убить его мы всегда успеем. Но лучше не торопиться. Этот посол, или кто он там, может быть нам полезен. Умный человек, который едет с тобой в одну сторону, — хорошо.
Албанцы переговаривались между собой на языке, представляющем из себя смесь албанских и итальянских слов, но Ольга почему-то их понимала. И то, что она слышала, не вселяло в нее оптимизма.
Незаметно подсев ближе к Старику, она шепнула ему на ухо по-немецки:
— Будьте осторожны. Они сговариваются вас убить.
— Я и сам не глухой, — буркнул Цебеш по-немецки, поправляя свой пистолет. — Однако я думаю, — продолжил он на итальянском, — что у Ду и Тэрцо хватит ума слушаться во всем своего старшего и более опытного товарища. Тем более что убить меня будет весьма хлопотно, а пользы никакой — богатой казны действительно не имею.
Ду и Тэрцо растерянно заморгали. Уно обернулся к Старику — он улыбался, широко и открыто.
— Какие еще языки знает почтенный посол?
— Латынь, древнегреческий, древнееврейский... С албанским у меня плоховато — многих слов не знаю, но в целом смысл уловить могу. Где вам троим довелось служить, что вы так хорошо знаете итальянский?
— Венеция. Несколько лет в морской пехоте.
— А потом? Мне интересен весь послужной список.
— Сеньор хочет нанять нас на работу? — усмехнулся Уно.
— Почему нет? — пожал плечами Цебеш. — Без эскорта послу действительно негоже. Да и в дороге спокойнее. Или вы торопитесь попасть к нанявшему вас капитану? Это его три ящика вы везете в телеге?
— Нет. Ящики наши. — Уно похлопал по резной крышке самого длинного из них, очень похожего на гроб. — Пока что тот капитан не заплатил нам ни цехина, так что мы не связаны с ним ни принятыми деньгами, ни присягой. Но у нас уже есть с ним договоренность. Однако... — Он вопросительно переглянулся с Ду и Тэрцо, и те утвердительно кивнули. — Однако вы, сударь, заинтересовали меня. Впервые вижу валашского посла, знающего древнегреческий и древнееврейский... Но я бы пошел против своих принципов, если бы согласился служить вам на условиях, худших или даже равных тем, которые нам обещал прежний капитан.
— Вы умеете торговаться, Уно. Что ж, придется мне принять вас на жалованье, вдвое большее, чем то, которое вам пообещали... Как, согласны?
— Хорошо. — И Уно в знак свершившегося договора ударил с Цебешем по рукам. — Однако это немыслимо. Вы, сеньор, пообещали удвоить нам жалованье, даже не спросив, какую именно сумму придется удваивать!
— Честно сознаюсь, я не искушен в том, сколько в наше время стоит труд наемного солдата. Однако вас, скорее всего, наняли на общих основаниях. Спросив вас о жалованьи, которое вам уже обещали, я бы сознательно спровоцировал вас на ложь. Ведь это так естественно — назвать большую сумму... Потом бы мы стали торговаться... Не люблю. Тем более не люблю торговаться, нанимая людей. А теперь мне остается надеяться лишь на вашу врожденную честность. Я уже согласился удвоить обещанное вам жалованье. Так какое же жалованье вам обещал тот капитан на самом деле?
Уно внимательно следил за рассуждениями Цебеша и, услышав вопрос, недовольно и одновременно восхищенно взмахнул рукой.
— Э-эх! Я же говорил вам, ослы, что это не просто посол, а философ. Вместо того чтобы состязаться в жадности, он предлагает мне состязаться с ним в благородстве. Воистину, порой наивность и простота сильнее, чем самое изощренное коварство. Разве у бедных албанцев нет чести? Как теперь я могу солгать человеку, который готов потерпеть убытки ради того, чтобы только не принуждать меня ко лжи?.. Нам обещали всего по два талера в неделю на человека и по четыре талера в неделю, когда выступим в поход. Даже если эту сумму удвоить, получится не так уж и много. Однако мы, сударь, уже договорились, и я, признаться, совсем не жалею об этом.
