…Всё-таки в три рубля я не уложился. Как я ни старался, пришлось добавить свои. Мне сорок шесть копеек не хватило. Слишком многое нужно было купить. Очень помогло то, что цены на все товары были фиксированы. Если кисточка в одном магазине стоит шесть копеек, то можно быть уверенным, что и в любом другом магазине такая же кисточка тоже будет стоить шесть копеек. Собственно, цена на самой кисточке написана, дешевле можно и не искать.
Папа починил мне старый пресс, отчистил его от грязи, а в субботу даже помог донести до школы. В моём книжном шкафу помимо старых разодранных книг к тому времени уже были сложены принадлежности для ремонта — инструменты, бумага, клей и прочая фигня. Реставрировать книги я умел ещё по прошлой жизни, занимался этим когда-то, пусть и на любительском уровне. Да ещё и паренёк из библиотеки мне кое-что рассказал, освежил знания. Так что в своей способности починить не совсем изорванную книгу я был вполне уверен.
Ещё я составил подробный отчёт о том, на что именно потратил собранные три рубля. В конце отчёта скромненько так красовался подведённый баланс — минус сорок шесть копеек. Чтобы, значит, не думали, будто я деньги на плюшки извёл. Листочек с отчётом я повесил у нас в классе на специальную доску для объявлений.
Когда всё наконец-то было собрано, я приступил к ремонту книг. До Нового года оставалось немногим больше недели, когда я начал свои реставрационные работы. Для начала, чтобы вспомнить навыки и набить руку, конечно, починил наиболее сохранившиеся книги.
Работал я в нашем классе, после уроков. Домашнее задание я, как правило, успевал сделать ещё во время урока либо на перемене. Когда оканчивался четвёртый урок, я дожидался в классе начала пятого и шёл в школьный буфет обедать. Пятого урока я ждал для того, чтобы не толкаться в буфете в очереди, а спокойно и не торопясь поесть, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Затем я возвращался в класс, доставал очередную побитую жизнью книгу и принимался спасать её.
Так время плавно текло к Новому году и моему седьмому дню рождения. Наконец окончилась вторая четверть, и у нас начались зимние каникулы. В субботу, 30 декабря, Тамарочка раздала нам дневники с оценками за четверть и распустила нас уже в начале третьего урока. Я решил не оставаться в школе, а сразу идти домой.
Ярко светило декабрьское солнце. Мороз щипал меня за щёки и пытался пробраться к моим коленкам сквозь толстые чулки. Я шёл домой, щурился на солнце и представлял себе, как сейчас покажу своим родителям дневник с отличными оценками за вторую четверть.
Но, подойдя к дому, я почувствовал неладное. У дверей нашего подъезда стояла карета «Скорой помощи». Кто-то заболел в нашем подъезде? Кто бы это мог быть? А, вот как раз санитары проносят в дверь человека на носилках. Я подхожу ближе. И кто же это?
— Мама!..
— Почему, ну почему ты не вызвал «Скорую» вечером? Как ты мог?!
— Наташа, кто же знал? Ведь я не врач. Мама говорила, что чем-то отравилась в столовой. Хотела утром сходить на почту и позвонить на завод дежурному, узнать, не было ли ещё случаев отравления. Но к утру у неё температура поднялась, и я её не пустил.
— А ночью? На телеграфе есть телефон, ты бы мог сбегать позвонить! Почему ты спал?!
— Мама не хотела меня будить. Да и боль вроде как стала стихать. Она говорила, что порою даже засыпала.
— Как глупо. На пустом месте. Какая нелепость!
— Наташа, я…
— Ты не виноват. Прости меня, пап.
— Нет, я виноват. Эх, если бы я не послушал её… Я же видел, что ей плохо. Но позволил убедить себя в том, что это лишь отравление. Я…
— Иди, умойся. Умойся и ложись спать. Ты спал ночью?
— Нет. Когда мне сказали, что её больше нет, я… Доченька, я так любил её. Что мне делать теперь? Как жить дальше без неё?
— Прекрати истерику! У тебя трое детей. Сколько ты выпил?
— Выпил? Откуда ты…
— От тебя пахнет. Так сколько?
— Пол-литра. Мне…
— Я всё понимаю. И не ругаю тебя. Иди умойся и ложись. Потом будем думать.
— Наташа, а как же ребята? Как ты с ними одна?
— Я справлюсь. Иди, отдохни.
— Да. Ты у меня сильная. Ты сильная, дочь. Мы с тобой справимся. Мы сможем!..
