Лиз потянулась за ней.
— Прошу вернуть мне мою обувь, — твердо сказала она.
Он поймал ее за руку и силой усадил обратно в кресло. Что за невозможная женщина. Он впервые в жизни столкнулся с такой несгибаемой волей. Но в этом противостоянии характеров он намерен одержать победу. Он не привык проигрывать. Тем более женщине.
— Я предлагаю вам то, с чем ваши старые кроссовки ни в какое сравнение не идут!
Он предусмотрительно положил микрофон на пол, чтобы их препирательства не стали достоянием общественности. А потом взял в ладони ее ступню и поставил ее себе на бедро.
Она широко раскрыла глаза. Во рту у нее пересохло. Он опять… Босая нога ощущала жар и напряжение плоти. Может быть, ей кажется? Скоро она, словно старая дева, будет в каждом встречном видеть потенциального насильника. Нет, наверное, просто толпа возбужденных женщин испускает какие-то особые флюиды. Как психолог она знает о мощной энергии толпы. Конечно, если уж она, профессионал, не в состоянии противиться этому воздействию, нет ничего удивительного в том, что он не владеет собой. Впрочем, ему это явно доставляет удовольствие. Он просто купается в море сексуальной энергии.
Это была ошибка. Ну зачем он опять до нее дотронулся! Ведь по сценарию это должен был сделать помощник. Он и мерок-то никогда не снимал.
Она пошевелила пальцами ноги, и Гарри чуть не вскрикнул. Он весь напрягся, кровь пульсировала в висках. Что она делает с ним! Только бы публика ничего не заметила!
— Я очень люблю свои старые кроссовки, — процедила она сквозь зубы. — Прошу вернуть их. И отпустите мою ногу.
— Я только хочу снять мерку.
— Снимайте мерки с кого угодно, только не с меня. Любая здесь будет рада напялить на себя эти дурацкие сапоги. Давайте выберем…
Он прищурил глаза.
— Исключено. Этот вопрос больше не обсуждается.
Ну почему она так влипла! Чего ей стоило отпихнуть ту противную тетку, которая нахально влезла в двери магазина вперед Лиз! Она попыталась высвободить ногу, но он крепко сжимал ее. Она поморщилась.
Кажется, он сделал ей больно. Он накрыл ладонью ее ступню и погладил больное место. Какой высокий подъем. Кожа тонкая, видна каждая жилка, каждая косточка. Она перестала отнимать ногу. Его прикосновения, кажется, успокоили ее. Взгляд ее затуманился, губы приоткрылись. Он нежными круговыми движениями поглаживал ее ступню, прижимая ее к бедру, туда, где пульсировало его желание. Вдруг она отшатнулась.
— Простите, — прошептал он, с трудом разлепив пересохшие губы. — Это займет всего минуту.
Нужно закончить эту процедуру. Публика ждет.
Он положил на бедро пластину с нанесенной на ней шкалой размеров. Прохладный металл несколько остудил его пыл. Поместил поверх пластины ее ступню.
— Что ж, посмотрим, что тут у нас. Так, тридцать пятый размер. К тому же нога очень узкая.
Но это еще не все. Нужно измерить объем под коленом, и вокруг щиколотки, и в лодыжке. Он не торопился. Медленно-медленно он обернул измерительную ленту вокруг щиколотки. От его прикосновения по ее телу прошел ток. Она затрепетала. Теперь он передвинул ленту выше. Помедлил. Она тяжело дышала. Вот он добрался до ее колена. Грубая ткань джинсов совсем не предохраняла от этого нестерпимого жара. Она закрыла глаза.
— Ваши сапоги будут готовы через шесть недель, док, — донеслось до нее как будто издалека. — Какой цвет вам хочется? Белый, чтобы подошел к халату?
— Не все медики носят белые халаты.
— А чем же вы занимаетесь?
— Я психотерапевт.
Час от часу не легче.
— Тогда давайте закажем черные. Чтобы не раздражать психов и маньяков.
Еще неизвестно, кто тут маньяк!
— Прекрасно. Черные подойдут и к фингалу, который вы заработаете, если немедленно не отпустите мою ногу.
Вот колючка! Глазищи так и сверкают. Но его это почему-то уже не злит, а забавляет. Он добродушно рассмеялся, выпустил ее ногу и выпрямился.
Пришло время объявить следующий приз. Перспектива приводила его в ужас. Но выбора не было. Все уже решено и запланировано, назад ничего не вернуть. Все равно что пытаться остановить песчаную бурю детским совочком. Придется встретить эту бурю грудью. Чему быть, того не миновать. Он обреченно повернулся к микрофону.
