— Совершенно нетипичная история, — сказала мама. — Ты же помнишь Оленьку Телешову с физмата? Разумеется, помнишь! Прелесть — какое лицо, фигурка!
— Ну, это на чей вкус, — заметил отец.
— Перестань! По-моему, и ты был в нее тайно влюблен.
— Это, Зинуля, твои домыслы.
— Хорошо, пусть, — согласилась мама. — Не о том речь. Ведь никаких мужских распрей и поединков вокруг нее не было. И замуж вышла за простого, очень скромного человека. Младшим научным сотрудником в НИИ работал.
— Все дело в том, — попытался сформулировать отец, — как прекрасная представительница прекрасного пола ведет себя.
— Тут я совершенно согласна, — сказала мама. — Она, как дирижер в оркестре. Понимает, слышит — и музыка есть, все хорошо звучит. А станет без толку махать палочкой — и музыки не будет, все собьются, перессорятся.
— Сравнение не из лучших, — философски заметил отец, — но принять можно. Умная, красивая женщина — она как солнышко, всем в ее лучах тепло и отрадно. Солнышко одновременно для всех и ничье…
Мне, конечно, интересно было слушать этот разговор. А отец в моих глазах сразу как-то даже возвысился: оказывается, из-за девчонки в школе дрался. А я-то думал: он паинькой был и на одни пятерки учился.
Интересно, а как же поведет себя эта новенькая Таня? Что за дирижер будет из нее? Неужели правда, перессорятся ребята? Смотри-ка вот, Лешке улыбнулась, да так говорит, весело, будто знакомому, а на меня, пожалуйста, — ноль внимания! Конечно, мне и не нужно вовсе, чтоб улыбалась, но обидно как-то. Что уж я такой урод! И Кира какая-то грустная стала. Может, опасается, как бы я тоже не стал перед Таней на руках ходить или фокусы какие на велосипеде выделывать, как Лешка?
Да, что-то будет, подумал я. А если бы Лешке еще заменить сломанный зуб…
Однако уже на другой день я понял, что «дирижер» с бронзовой спиной в «музыке», кажется, разбирается. Палочку, во всяком случае, держит крепко. Я-то, по словам Лешки, думал, что красивая Таня изо всех ребят его выделила, курчавым цыганским чубом прельстилась да фигурой его атлетической — нет, ничего подобного.
Таня сидела в своем удивительном сарафане на лавочке вместе с другими девчонками у нашего шестого подъезда и белыми зубками грызла семечки. А ребята, то и дело поглядывая на нее, опять устроили представление. Игорь откуда-то принес ходули и метровыми шагами вымахивал по дорожкам, даже пританцовывать пытался. Гвоздик (это он на руках ходил и ногу об ногу почесывал) теперь еще забавней придумал цирковой трюк: взял по чурбачку, вскочил на стол для пинг-понга, встал на руки и теми чурбачками — бух! бух! по столу, тоже какую-то музыку изображает. Здорово получалось! Девчонки даже хлопали. И сильнее всех — Таня.
А у Лешки номер с велосипедом не получился. Прилаживался, прилаживался вместо рук ногами рулить, да не удержался — завалился на газон. Ясно: девчонки за это аплодировать не стали. Захихикали негромко. Тогда Лешка, я думаю, обиду на Гвоздика затаил. Поспорили они, кто больше на одной ноге присядет. Тут Гвоздик и оплошал.
— Ребята! — закричал Лешка. — Вы свидетелями были! Теперь пусть везет меня до газона!
— Садись, — сказал Гвоздик.
— На коленки становись!
— А мы же так не уговаривались, — нахмурился Гвоздик. — На закорках понесу.
— Нет, — потребовал Лешка, — на колени!
— Нет, — покраснел Гвоздик, — не встану!
— Ну ладно, — согласился Лешка. — Вези так. Но с кнутиком! — Он вытащил из штанов ремень и забрался на спину худенького Гвоздика.
Пока Гвоздик нес его до газона, Лешка то и дело хлестал его ремешком и прикрикивал:
— Но-о, Саврасушка! Но-о, милый!
Смотреть на это, по правде сказать, было не очень весело.
Вот тут Таня и показала, что буйный цыганский чуб Лешки цены для нее никакой не имеет. Ребята не слышали, но девчонкам она будто бы так и сказала: «У него что, не все дома? Он что, придурок?»
И все — померкла Лешкина звезда. Герой превратился в ничто.
Но самое удивительное: Лешка не взъерепенился, никому не пытался мстить. Он просто сник, с неделю ходил как в воду опущенный. Он покорно ждал, когда Таня наконец смилостивится и снова улыбнется ему.
