Должно быть, она говорила, поглядывая на хозяина, уверенная в его поддержке. Может, он и подал ей эту идею, или же она придумала все сама. В таком случае ее действительно следовало опасаться.
Вероятно, он был польщен, этот дурак — самец могучий» тем, что она избежит контакта с другими мужчинами? Что именно произошло между ними на островах? Селита склонялась теперь к мысли, что ничего не произошло. Мадо, по-видимому, изображала из себя бедную, обиженную девушку, которую два неудачных сексуальных опыта — нет, три, потому что был еще эпизод в Марселе, — ранили, она чувствовала себя запачканной и просила дать ей время, проявить по отношению к ней терпение и нежность.
— Прекрасно сыграно! — не могла не сказать Селита, обращаясь к Людо.
— Вы первая почувствовали, к чему идет дело! Я начинаю думать: а не лучше ли для всех было бы, если бы инспектор Мозелли забрал ее без рассуждений?
— Ну а что ему ответила мадам Флоранс?
— Они пока не приняли никакого решения. Хозяйка правильно поступила.
Впрочем, как раз в это время она заговорила о боли в животе и заявила, что не сможет досидеть до закрытия.
Это тоже было неплохо сыграно, ибо бывают случаи, когда нужно уметь отступать. В этот вечер, сидя у кассы, она невольно стесняла мужа, которому начинало казаться, что она внимательно следит за каждым его шагом, ион злился. Разве мужчины не испытывают потребности чувствовать себя свободными?
Ее болезнь, какой бы она ни была, пришлась кстати. А Мадо после второго сеанса не вернулась больше в зал. Она спустилась по железной лестнице в шляпе, с сумочкой в руке, как будто здесь была гостьей. Леон проводил ее до двери, потом вышел с ней на тротуар.
Он, однако, не пошел с Мадо в ее отель, а быстро вернулся, зашел за стойку бара, где снял телефонную трубку и позвонил домой.
— Это ты? — спросил он вполголоса. — Как ты себя чувствуешь?.. Ты приложила электрогрелку? Здесь все в порядке… Алло!.. Подожди… Сейчас скажу…
Леон оглядел зал.
— Осталось еще человек двадцать. Закроемся рано…
Флоранс не задавала ему вопросов по поводу Мадо. Хозяин сам в конце разговора счел необходимым добавить, чтобы успокоить жену:
— Я малышку отправил спать. Она просто валилась с ног от усталости.
— Двойное виски, Людо, — громко потребовала Селита.
— Вы это серьезно, мадмуазель?
Она энергично кивнула. Ее охватило безысходное отчаянье. Это была не столько печаль, сколько ощущение безнадежности и отвращения ко всему. Ее бесило, что такой мужчина, как Леон, считавший себя самцом высшей пробы, каким она его и воспринимала, вдруг оказался в сетях этой маленькой интриганки.
Снова, уже в который раз, Селита почувствовала себя жертвой несправедливости.
Ибо она сама хотела, чтобы Леон пришел в точно такое же состояние, но только из-за нее, и, конечно же, она бы добилась этого совсем другими, более достойными средствами.
Это была бы игра, но совершенно естественная. Из них уже начала складываться пара сильная и страстная, раздираемая столкновением самолюбий и желанием обуздать друг друга, с тем чтобы в конце концов снова соединиться.
Леон это так хорошо понял, что начал даже бояться ее, опасаясь, что Селита рано или поздно увлечет его в пропасть, куда ему самому захочется рухнуть вместе с ней.
Охладила ли его пыл ненависть Селиты к Флоранс? Она знала, что нет, и была уверена в себе. Ей нужно было только время, чтобы постепенно оторвать его от стареющей спутницы, которая уже становилась ему в тягость.
Что было в этом плохого? Разве они не были все трое из породы хищников, которые, как известно, не щадят друг друга?
«Пусть победит сильнейший! — говорят спортсмены.
Она была убеждена, что именно ей надлежит быть сильнейшей.
Никогда еще хозяин не казался столь неуклюжим, как сегодня, помолодевший, смущенный от счастья. Он просто не знал, куда приткнуться, на что смотреть.
Ему, по сути дела, явно не хватало жены или, скорее, ее отрезвляющего присутствия у кассы.
Он не мог не видеть, что все, кто работают в «Монико», исподтишка бросали на него удивленные взгляды, потом переглядывались с огорченным видом, который был заметен даже у лысого официанта Жюля со слезящимися, как у пса, глазами.
