Он напрочь забыл — тот, кто рвался ко мне, — что можно вежливо постучать и потом подождать ответа. Нет, колотил, как сумасшедший, и выкрикивал мое имя, как будто не знал, в чью дверь рвется, или опаздывал на поезд. А ведь было ни много ни мало пять утра, все приличные люди в это время спят.
— Кьяра! — Голос был хорошо мне знаком. — Открывай!
Я думала, он добавит для пущей официальности: “Полиция! ” Но Джон не сделал этого.
Флафи тоже узнала голос своего дружка, который никогда не отказывал ей в лишнем кусочке печенья или конфеты, и понеслась к двери. Я сделала то же самое, но гораздо медленнее. У меня свело все мышцы после сегодняшних — или уже вчерашних — танцев. Правы были Бруно и другие: не надо было лезть на сцену, да еще так много крутить пострадавшим местом.
Я накинула халат и поплелась в прихожую. Стук в дверь продолжался, он становился сильнее по мере того, как я приближалась к двери. Что это с Нейлором? Одурел, что ли? Или напился? Неужели весь этот тарарам из-за того, что он увидел, как я любезничаю с подозрительным итальянцем? Нет, такое не похоже на Нейлора. А как хотелось бы!..
Я наконец откинула цепочку, отодвинула засов и оказалась лицом к лицу с разъяренным, так мне показалось, полицейским по имени Джон Нейлор.
— Почему ты не отвечала на стук? — крикнул он.
— А почему ты устраиваешь такой шум на рассвете, колотишь, как кузнец по наковальне?
Я заметила, что в трейлере Рейдин зажегся свет: как всегда, моя верная телохранительница была начеку.
— Когда ты приехала домой? — Он начал допрос.
— Хочешь сказать, что уже пощупал капот моего автомобиля и сделал соответствующие выводы? — По лицу Нейлора я видела, что ему не до моего дурацкого сарказма, и поэтому ответила: — Если так важно — примерно около трех. Винсент отпустил меня раньше обычного.
— Я знаю.
— Тогда зачем спрашиваешь? И откуда знаешь? Ты что, заезжал за мной?
Если так, значит, он не смертельно разозлился и хотел услышать мои объяснения.
Нейлор не стал удовлетворять мое любопытство, а продолжал спрашивать:
— Ты уехала в три и сразу отправилась домой?
Я смотрела на него с недоумением: что за вопрос? Может, он заподозрил, что я проводила время с Алонцо Барбони в каком-нибудь мотеле на берегу залива?
— Знаешь что, — сказала я решительно, — хватит стоять на пороге и привлекать внимание всех соседей. Лучше зайди в дом и там продолжай допрос преступницы.
Нейлор послушался и прошел на кухню мимо меня, как мимо какого-то неодушевленного предмета. Я обратила внимание, что на нем тот же костюм, в котором он появлялся в клубе, однако рубашка уже казалась помятой, узел галстука был ослаблен.
— Ответь наконец, — повторил он, — из клуба ты сразу поехала домой? Нигде не задерживалась? В магазине? На заправке? Кто-нибудь видел тебя по дороге?
— Чего ты добиваешься? — Я начала сердиться. — Если это все из-за типа, с которым я сидела, то я объясню…
Он не дал мне договорить:
— Отвечай, Кьяра!
Я упрямо качнула головой.
— Сначала объясни, к чему этот допрос?
Я отошла от него подальше, плотнее запахнула халат. Ночь была теплая, но я ощущала холод во всем теле. В кухне было почти темно, горела только тусклая лампочка над плитой. В окошке уже брезжил рассвет.
— Фрости Лике мертва, — услышала я. — Ее застрелили, а тело бросили в гостиничный бассейн.
Так вот какой непривычный для меня запах исходил сейчас от Нейлора: не его любимого “после бритья”, а совсем другой. Запах убийства. Смерти. Пару раз я присутствовала на месте преступления при начале расследования. Смутно запомнила фотовспышки, запах крови, каких-то химических препаратов, которыми пользовались медицинские эксперты. Сейчас Нейлор пропах всем этим.
— Я… я не понимаю, — пробормотала я, не желая верить своим ушам.
— Она умерла, Кьяра, — повторил он. — Ее убили. Чего тут непонятного?
В его голосе слышалась холодная злость. Почему он так со мной?
— Боже! — воскликнула я. — Кто? Когда? Зачем?.. Какие могут быть причины? И отчего ты обращаешься со мной, как будто подозреваешь в чем-то?
