Работа над этой книгой помогла Э. У. Тозеру глубоко проникнуть в мир духовного. Биограф Тозера, д-р Дэйвид Дж. Фант-младший, следующим образом описывает этот процесс: «Он писал свою книгу, буквально стоя на коленях. Быть может, именно в этом и кроется секрет ее силы и благословения».
Книга продолжает приносить пользу, и, возможно, это связано с открытием, которое сделал Тозер: он понял, что поиски Бога нисколько не ограничивают человека, наоборот, они приводят его к тому совершенству, которое предопределено лично для него.
Э. У. Тозер явился до некоторой степени пророком двадцатого века, вновь призывающим современную ему церковь стремиться к благочестию и духовности, к тому состоянию, которое еще в апостольские времена было присуще каждому, кто со всей серьезностью начинал искать Бога. Из всего писательского наследия Тозера ничто не отвечает нашим глубочайшим сердечным потребностям лучше, чем его книга «Стремление к Богу».
Ныне, когда почти повсюду властвует тьма, пробивается один ободряющий луч: в среде консервативно настроенных христиан все чаще появляются люди, чья религиозная жизнь характеризуется горячим стремлением к живому Богу. Они исполнены жажды святой истины, и их не успокаивают «правильные» слова или подходящее «толкование» истины. Их мучит жажда Самого Бога, та жажда, которую невозможно утолить, не припав к источнику чистой живой воды.
Вот единственный подлинный предвестник духовного пробуждения, который мне удалось приметить на всем религиозном горизонте. Речь идет, быть может, о небольшом, величиной с человеческую ладонь облаке. Оно, это облако, может воскресить к жизни многие души и вернуть то лучезарное чудо, которое должно сопровождать веру в Христа, чудо, которое почти не проявляется в церкви Божьей в наше время.
Эту жажду живого Бога должны почувствовать и наши церковные деятели. Нынешние евангельские церкви воздвигли жертвенник, разделили жертвоприношение на части и успокоились на этом, довольствуясь пересчетом камней и реконструкцией деталей. Никому и дела, кажется, нет до того, что уже не подают огня с вершины высокой горы Кармил. Но, слава Богу, есть еще немногие, которым это не безразлично. Таковые, хотя и любят жертвенник Божий, и жертвоприношение приносит им наслаждение, все же не могут смириться с удручающим отсутствием алтарного огня. Все их желания направлены к Богу. Они жаждут вкусить «пронзительно сладкой» любви Христа, которую описывали и прославляли святые пророки и псалмопевцы.
В наше время нет недостатка в служителях, способных объяснить Библию и правильно изложить христианские доктрины, однако, мне кажется, очень многие из них свыкаются с тем, что они, из года в год наставляя учеников в правилах веры, сами в своем служении не испытали непосредственной близости Бога, и ничего исключительного, из ряда вон выходящего, в их судьбах не происходит. Они верой и правдой учат христиан, в груди которых горит тоска по Богу, хотя тоску эту утолить их учение не в силах.
Надеюсь, что говорю в братолюбии, и потому заявляю, что наши проповедники действительно подобной тоски не утоляют. Страшный приговор, прозвучавший из уст Мильтона, не утратил своей актуальности и доныне: «Голодные овцы подъемлют взоры и… остаются без корма». Это серьезный вопрос, и немалый позор для Царства, когда чадам Божьим недостает пищи за столом Отца. Правдивость слов Уэсли подтверждается на наших глазах: «Ортодоксия, иначе говоря, чистое учение, есть в лучшем случае весьма незначительный раздел религии. Если целомудрие вне чистого учения немыслимо, то чистое учение вне целомудрия вполне допустимо. Сочетание чистого учения о Боге с отсутствием целомудрия и любви к Нему вполне реально. Сам сатана — доказательство этому».
В наши дни благодаря библейским обществам и другим действенным органам, которые сеют Слово, многие миллионы людей придерживаются «правильных мнений»; может быть, этих людей гораздо больше, чем когда бы то ни было в истории церкви. И тем не менее вряд ли когда-нибудь было время, когда в богослужении отмечался больший упадок, нежели теперь. Многие церкви полностью утратили творческие принципы богослужения; на их место явилось нечто инородное и чуждое под названием «программа». Этим заимствованным с подмостков эстрады словечком горькая житейская мудрость назвала ту модель церковного служения, которая ныне почитается между нами за богослужение.
