— И много таких миров?
— По правде говоря, все, — сказал Горлогориус. — Кроме нашего.
— Не может быть, — сказал Гарри, хотя в глубине души уже понимал, что такое быть может. Ему просто исключительно повезло родиться в единственном мире, в котором все законы природы сошли с ума. — И почему же наш мир такой странный?
— Потому что он — экспериментальный образец, — сказал Горлогориус. — Место, где творец, создавший нашу вселенную, пробовал свои силы и испытывал ту или иную идею, прежде чем воплотить её в чистом виде. Наш мир — это черновик.
— Обалдеть, — сказал Гарри. Его вдруг охватило страстное желание эмигрировать.
— Наш мир — это ещё и место, где пересекаются все остальные миры, — сказал Горлогориус. — Можешь себе представить обычный перекресток в многомерном пространстве?
— Нет, — честно сказал Гарри.
— Тогда просто поверь мне на слово.
— И каким же образом концепция многомерного перекрестка подводит нас к вопросу о Большом Бо? — поинтересовался Гарри.
— Ты уже понял, что наш мир — это место, откуда творец создавал вселенную? — осведомился Горлогориус. — Изначальный мир?
— Допустим, — сказал Гарри.
— Прежде чем мы продолжим, я хочу расставить все точки над «ё», — сказал Горлогориус. — Речь сейчас идёт о творце, а не о Творце с большой буквы, и о вселенной, а не о Вселенной опять же с большой буквы. Наша вселенная, в отличие от Вселенной, созданной Творцом с большой буквы, не безгранична, хотя и очень велика. Изначальный Творец создал Вселенную из ничего, потом появились творцы рангом пониже и творили свои вселенные из имеющегося под рукой материала. Я приведу пример, который подойдёт для твоего ограниченного ума. Представь, что Вселенная — это планета, а вселенные — это города на ней. Наша вселенная — один такой город. Или можно взять виноград. Изначальная Вселенная — это ветка, а наша вселенная — одна из гроздей, которые висят на этой ветке, и каждая виноградинка этой грозди является миром…
— Да я уже всё про вселенные понял, — сказал Гарри. — Большой Бо тут с какого бока?
— Наш мир — это строительная площадка творца, — сказал Горлогориус. — А что делают на строительных площадках?
— Строят? — попытался угадать Гарри.
— И это тоже. А ещё что?
— Перекуривают, — сказал Гарри, вспомнив бригаду строителей, вовсю шуровавшую четырьмя этажами выше.
— Вот именно, — сказал Горлогориус. — Перекуривают и выпивают. В общем, отдыхают от работы.
— И? — поторопил его Гарри.
— Вообще-то это секретная информация, — сказал Горлогориус.
— Дать подписку о неразглашении? — спросил Гарри. — Опять пол-литра крови на все подписи потребуете?
— Нет, просто я хочу, чтобы ты понял, как это важно, и как важно, чтобы никто из посторонних не узнал, что я сейчас тебе скажу, — заявил Горлогориус. — Однажды, после создания одного особенно удачного мира, творец решил отметить окончание очередного этапа работ и немного перебрал со спиртным. Сильно перебрал, если честно. Утром у него было ужасное похмелье, и он избавился от него весьма своеобразным способом. В общем, Большой Бо, или, как его ещё называют, Большой Бодун, — это похмелье творца.
— Офигеть, — сказал Гарри.
— Вот именно, — сказал Горлогориус.
* * *
Джек Смит-Вессон, человек с двумя револьверами и бездонным саквояжем, полным оружия, бесшумно шёл по лесу.
Нельзя сказать, что этот лес был особенно опасным. Просто стрелки всегда ходят бесшумно. Ни одна веточка не хрустит под ногой настоящего стрелка, ни одна птичка не вспархивает с дерева, испуганная издаваемым стрелком шумом.
Жизнь любого служителя ордена Святого Роланда — это война. Красиво было бы сказать, что это война без начала и без конца, но такое утверждение было бы ложным. У этой войны есть начало — день, когда стрелок заканчивает своё обучение на территории ордена и наставники выпускают его в мир. У этой войны есть и конец — день, когда стрелок умирает. Естественная смерть для стрелка — это смерть в бою.
Наставники ордена не вмешиваются в дальнейшую жизнь своих воспитанников, и им всё равно, чем занимаются их бывшие послушники. Продают ли они за золото свои револьверы или убеждения, защищают ли они бедных и слабых или богатых и сильных.
