— Вы далеко стояли, миледи, а я — ближе. Владыка сказал… он сказал… — придумай шутку, Минерва, ну же! — Он сказал: берите пример с шута и веселитесь. Если все будут слишком серьезными, то получатся не танцы, а маневры.
— Вот уж действительно, особое чувство юмора… Я не поняла бы, что это была шутка.
— Я тоже не сразу поняла, миледи.
Леди Сибил поправила ей волосы, одернула платье.
— Ты выглядишь устало, моя милая. Похоже, тебе пора отправиться домой.
— Нет, миледи, я полна сил!
— Я была такою, как ты, и знаю, каково оно. Сначала кажется, что сможешь плясать еще хоть две ночи к ряду, а потом засыпаешь прямо в карете. К тому же, владыка уже простился и покинул бал, приличия не будут нарушены, если ты уедешь.
— Адриан уже ушел?..
— Конечно, дитя мое. У государя всегда множество дел, он не может позволить себе веселиться без конца. Уверена, сейчас он не спит, а разбирает какие-нибудь письма и донесения.
— Что ж…
— Да-да, попрощайся с кем пожелаешь, и я вызову тебе экипаж. Сама же пока останусь, вернусь позже.
По какой-то причине Мире вспомнилась парочка любовников за кустами.
— Да, миледи.
Она разыскала Бекку. Юный ухажер еще не приступил к действиям более решительным, чем чтение стихов. Мира подлетела к подруге, поцеловала в обе щеки и макушку, строго пригрозила юноше:
— Не смейте позволять себе пошлости! Леди Ребекка терпеть этого не может. Только попробуйте — и познаете всю силу ее гнева.
Юноша проглотил язык от смущения, Бекка шикнула на подругу:
— Ах ты!..
Мира, смеясь, убежала.
Было далеко за полночь, когда экипаж пересек Дворцовый мост. Пережитые чувства, яркие картины, лица, знакомства — все вспыхивало перед глазами, стоило Мире сомкнуть веки. Она не могла поверить, что уснет этой ночью. Но усталость взяла свое, девушка задремала, не заметив, как воспоминания сменились снами. Раздался щелчок, прозвучал смущенный голос Вандена:
— Миледи, простите…
— Что?.. Утро?..
— Нет, миледи. Мы приехали.
Она спала в карете.
Конец мая — начало июня 1774 года от Сошествия Праматерей
Герцогство Южный Путь
— Прошлым летом в Алеридане я видел рыцарский турнир, — сказал Хармон Джоакину невзначай, от скуки, когда они объезжали большой мраморный карьер в холмистой части Южного Пути. — Хочешь, расскажу?
Еще бы Джоакин не хотел! Впрочем, Хармон рассказал бы все равно, а коли охранник не хочет — так пусть не слушает.
Турнир был устроен с подлинным размахом, как и все затеи герцога Альмерского. О предстоящем действе оповещено было еще зимой, в качестве приза чемпиону назначена громадная сумма в шесть тысяч эфесов, а второму месту, как и победителям среди арбалетчиков и конных лучников — по три тысячи. Ристалищем служила арена Дэймона Великого — одна из крупнейших в Империи. На трибуны легко могло вместиться все население небольшого города, такого, как Смолден, и все равно в дни турнира они были забиты до отказу. Бои шли по северным правилам: если после трех сломанных копий оба противника оставались в седле, то они обязаны были спешиться и продолжить поединок на мечах. Многие зрители — Хармон был в их числе — предпочитали пешие поединки традиционной рыцарской сшибке. Исход конной атаки решался в единственный миг — когда копье бойца разбивалось в щепки о щит или латы противника. Этот миг был до предела драматичен, но столь же краток. Мечевой же поединок длился порою до пяти минут и в полной мере показывал мастерство бойцов, а зрителям давал возможность всласть попереживать.
В первый день на ристалище вышли менее знатные воины — небогатые и молодые рыцари. Они не баловали красотой доспехов и яркостью попон, однако толпа приветствовала их с восторженным азартом. Лорды рождены для воинских успехов, и их победы воспринимались как должное. Куда больше восторга вызывала у людей доблесть и отвага, проявленные небогатыми воинами. Любимцами публики в этот день стали двое. Одним был сир Карл Красавчик из гвардии герцога Альмера. Он дрался с дерзким задором, на грани безрассудства. Пускаясь в атаку, держал копье поднятым к небу и опускал его, когда конь уже несся во весь опор, перед самым столкновением. Это давало некоторую выгоду — противник не мог предугадать, куда придется удар. Но и риск был велик: при такой тактике легко промахнуться. Однако сир Карл с неизменной точностью нацеливал копье то в плечо, то в шлем, то в грудь противнику. Он спешил четверых рыцарей с первого же удара и лишь раз довел дело до мечей. После каждой победы сир Карл проезжал круг по арене, приветствуя публику. Он снимал шлем, и густые рыжие волосы ниспадали на плечи к зависти и восторгу зрительниц.
