— Из ребенка ты превратилась в молодую женщину, Федра, — сказал он. — Да пребудет с тобой благословение Наамах. — Делоне взял меня за плечи и серьезно посмотрел в лицо. — Сейчас я собираюсь задать тебе один важный вопрос и, клянусь Благословенным Элуа, хочу, чтобы ты ответила честно. Согласна?
— Да, милорд.
Его глаза с топазовыми искорками вгляделись в мои.
— Ты желаешь посвящения в служение Наамах?
Я не стала отвечать сразу, радуясь возможности созерцать заинтересованность во мне на его обожаемом строгом и утонченном лице. Руки наставника лежали на моих плечах, о! Хотелось бы, чтобы он прикасался ко мне почаще.
— Да, милорд, — наконец кивнула я, пытаясь заставить голос звучать твердо и решительно. Стоило ли вообще спрашивать! Но, конечно же, Делоне следовал велениям своей чести. Я это понимала, потому что обожала его.
— Хорошо. — Он еще раз сжал мои плечи и с улыбкой отпустил. В уголках его глаз залегли мелкие морщинки. Как и все в нем, эти ниточки были прекрасны. — Купим на базарной площади голубку и пойдем в храм, где тебя посвятят в служение.
На мое десятилетие меня лишили церемонии, но четырнадцатый день рождения с лихвой искупил ту обиду. Хлопнув в ладоши, Делоне подозвал экономку и приказал ей сготовить праздничный ужин. Занятия на тот день были отменены, и нас с Алкуином отправили переодеться в самое нарядное платье.
— Я рад, — шепнул мне Алкуин, беря меня за руку и загадочно улыбаясь. Ему исполнилось четырнадцать несколькими месяцами ранее, и он тоже посвятил себя Наамах; но тогда Делоне считал меня еще ребенком и не допустил к церемонии.
— Как и я, — прошептала я в ответ и наклонилась поцеловать товарища в щеку. Он зарделся, и по светлой коже равномерно расползся румянец.
— Идем, — Алкуин потянул меня за собой. — Учитель ждет.
На рынке мы довольно долго ходили между храмовыми торговцами, пока коляска терпеливо нас дожидалась. Делоне устроил целое представление, позволив мне самой выбрать голубку для подношения Наамах. Как и следовало ожидать, птицы мало отличались друг от друга, но я внимательно оглядела каждую и наконец выбрала красивую белую голубку с коралловыми лапками и настороженными черными глазами. Делоне заплатил торговцу за лучшую клетку — очаровательную пагоду с позолоченными решетками. Птица немного посопротивлялась, колотя крыльями по прутьям решетки, пока торговец пересаживал ее из клетки в клетку. Хороший знак — значит, голубка здорова.
Во Дворе Ночи посвящение проходит в Домовом храме, но живущим под опекой знатного покровителя надлежало являться в Великий Храм — небольшое симпатичное здание из белого мрамора, окруженное садами. На деревьях восседали голуби — священные и невредимые. У открытых дверей нас встретила служка. Глянув на Делоне, она поклонилась:
— Во имя Наамах, добро пожаловать, милорд. Чем можем услужить?
Я стояла рядом с ним, сжимая ручку клетки с птицей. Делоне положил ладонь мне на голову.
— Эта девушка пришла сюда, чтобы посвятить себя служению Наамах.
Служка улыбнулась мне. Она была молода, не старше восемнадцати, и походила на весну: золотисто-рыжие волосы цвета абрикосов и зеленые глаза, уголки которых приподнимались вверх наподобие кошачьих. Несмотря на молодость, она носила струящийся алый стихарь Духовенства Наамах с легкостью, выдававшей давнюю привычку. Я предположила, что ее посвятили в служение еще младенцем — родители или одинокая мать, не способная вырастить ребенка; выговор служки подсказывал, что она родилась в Городе.
— Итак, — ласково произнесла девушка, — добро пожаловать, сестра. — Слегка наклонившись — она была немногим выше меня, — служка одарила меня приветственным поцелуем. Ее губы были мягкими и пахли согретыми солнцем травами. Когда она повернулась поцеловать Алкуина, они оказались одного роста. — Добро пожаловать, брат. — Отступив, она провела нас в храм. — Входите и молитесь. Я приглашу жреца.
Внутри храм был наполнен солнечным светом и украшен только цветами и горящими свечами. В центре купола имелось отверстие, в котором проглядывало небо. Мы приблизились к алтарю. Над ним возвышалась дивная статуя Наамах, с распростертыми объятиями приветствующая молящихся. Я поставила клетку, преклонила колени и посмотрела в лицо святой, излучавшее сострадание и влечение. Делоне тоже опустился на колени, серьезный и почтительный, а в лице Алкуина читалось восхищение.
