— Смотри, Драконт, как бы он не выдал нас, — подал голос один из воинов — косоплечий, рябой боспорянин. — Лучше прирезать. И без него теперь обойдемся.
Драконт!
Гикия сокрушенно покачала головой. Значит, Харн и знаменитый пират — одно лицо? И здесь — вся его шайка? Боже, что творится на свете.
— Прирезать? — Харн, он же Драконт, пристально поглядел на Аспатану. — Бросьте, ребята. Он зашел слишком далеко, чтобы нас предать. Или как, а, приятель?
— Не морочьте мне голову! — свирепо оскалился Аспатана. — Кто я — мальчишка? Узел теперь не развяжешь. А если этот рябой красавчик имеет что-нибудь против меня, то я готов с ним потолковать.
И Аспатана встал — приземистый, сутулый, криво выставив страшные руки по бокам могучим, загребающим движением.
— Ну, ну! — крикнул Харн успокаивающе. — Я сам обрублю уши косоплечему дураку. А ты не сердись, приятель, — голос пирата прозвучал заискивающе. — Сядь, выпьем. Эй, вы! А ну, распечатайте кувшин. Праздник у нас сегодня или нет? Прежде чем мы надрызгаемся, выслушайте последние распоряжения.
Херсонеситы перепьются сегодня в честь Диониса, как свиньи, — мы и будем потрошить их, как свиней. Когда они утихомирятся и уснут, — Харн кивнул на потолок, — Аспатана известит нас, мы вылезем отсюда потихоньку и без шума прикончим всю братию.
Здесь собрались виднейшие люди Херсонеса, учтите. Убивайте любого, кто попадется под руку. Но Гикию не трогать — она, как-никак, жена боспорского царевича, черт бы его съел.
Истребим верхушку — народ покорится. Помните — в бухте Символов и Песочной — боевые корабли Асандра. Навалимся со всех сторон. Жечь! Рубить! А ты, Аспатана, когда мы начнем действовать, сразу же пошлешь Кастора и Полидевка к моему братцу Котталу, чтоб и он со своим отрядом приступил к делу. Готовы эти два лоботряса?
— Готовы.
— Ну, наливай. Выпьем за то, чтоб черная стрела Драконта насквозь пробила поганое солнце Херсонеса. Сегодня оно закатилось в последний раз! Завтра ему не взойти.
Гикия очнулась у себя в комнате. Она не помнила, как выбралась из подвала.
— Где ты, Клеариста?
— Здесь, сестрица.
— Давно привела меня сюда?
— Только что, сестрица.
— Боже мой! — Гикия быстро поднялась. — Выйди пока, Клеариста. Мне нужно подумать.
Гикия схватилась за голову. Не сон ли это? Дева, что же теперь делать? Ей захотелось увидеть Ореста. Не медля увидеть Ореста! Заглянуть ему в глаза… понять… разобраться… как он мог? Может, он сам протянет руку, откроется. Ведь еще ничего не потеряно.
За дверью послышались тяжелые, неуверенные шаги.
Вошел сын Раматавы. Он смотрел сквозь Гикию пустыми глазами — не заметил жены, хотя она и стояла перед ним.
— Орест!
В его неживых глазах мелькнула искра сознания. Лицо безобразно исказилось. Сквозь зубы, как у затравленного зверя, вырвался стон. Отчаяние. Безнадежность. И Гикия уловила верным чутьем женщины, глубоко, до конца поняла, сколько страданий причиняют, сколько темного, утробного отвращения внушают Оресту и этот дом, и пир, и вино, и пьяные крики херсонеситов, и сам Херсонес, и весь мир, и она, Гикия.
Женщина отшатнулась.
Орест, покачиваясь, проследовал в темный угол. Безжизненно, с деревянным стуком, растянулся на широкой скамье, застланной козьими шкурами, с головой закутался в мягкую полость. Отвернулся лицом к стене, судорожно всхлипнул, устало, натруженно, плачуще вздохнул и затих.
— Предатель! — с ненавистью прошептала Гикия,
Ей хотелось закричать.
Чтобы поднялся переполох, чтобы сбежались люди, схватили этого мерзавца! Но она тут же одумалась, пересилила, стала успокаивать себя. Как бы не совершить ошибку. Страшную, непоправимую ошибку.
Она заставила себя сесть у темного окна, закрыла глаза. Так вот к чему сводилась затея Асандра! Подготовить в Херсонесе удобное гнездо для наймитов. Совершить в подходящий час переворот в пользу Боспора. Захватить город. Все просто. А сколько было произнесено громких слов! Дружба. Мир. Добрососедские отношения…
Ясно, что Орест в самом начале ничего не знал о заговоре — иначе он с первых же дней держался бы совсем по-другому, старался бы втереться в доверие.
