Он был депутатом горсовета. Всегда состоял в правлении Союза писателей, в редколлегиях литературно-художественных журналов. Сам был главным редактором "Авроры". Свои книги издавал ежегодно. Объездил многие края России и зарубежные страны. Налицо черты государственного мужа!
В то время для Голявкина "всего мира" будто не существовало - он от всего отгораживался, жил в своей "раковине" и выплескивал наружу только рассказы, рисунки, холсты...
Женщинам своим Горышин, по-моему, предоставлял полную свободу.
9
Голявкин в отношении к женщинам привез из родного Баку, из странствий по Средней Азии восточные замашки. По натуре вполне добродушный, не жадный, думать о содержании жены он явно целью себе не ставил. Видно, считал: нечего жену зря баловать, лучше держать в черном теле, в ежовых рукавицах главное, ни в коем случае от себя не отпускать.
Однажды, не выдержав семейной суровости, я уехала от него далеко-далеко, за тысячу километров.
Он сразу кинулся меня искать по всей стране.
И встретился с Горышиным в самолете на пути в Москву. Горышин мне потом говорил, что он был очень подавлен.
В итоге нашел, вернул в семью и недолгое время был предупредителен и послушен. Пока не устал. Потом продолжил в том же духе.
А над всем этим витала, кружила, словно птица выбирала место для посадки, литература.
Литературные дела после 1985 года ("перестройка", "демократия") пошли другим чередом: хуже, чем прежде.
Тиражи падали, журнал "Аврора" без госдотации задышал на ладан.
Вспомнили о благословенных временах, когда имя Голявкина обеспечило журналу чуть не миллионные тиражи. В редакции возникла идея еще раз нажать на тот же рычаг: опубликовать прозу Голявкина, начиная с непечатной прежде, авангардной, до самых последних его произведений.
Я отпечатала неоконченную человеческую комедию, мы с Голявкиным дали ей название "Здравствуйте - до свидания", прибавили горсть ранних, почти неизвестных рассказов и три свежих. Горышина попросили написать вступление.
Долго собирали деньги на издание очередного номера "Авроры". Наконец он был напечатан.
Но финансовый обвал ноября 1997 лишил редакцию возможности выкупить тираж из типографии - так он и не дошел до читателя, видно, был разрезан, раскрошен, превращен в макулатуру.
10
Васильевский остров. Средний проспект. Во все стороны выход к Неве.
Я иду по Первой линии мимо моей 22-й женской школы либо по самому узкому в городе булыжному Соловьевскому переулку через Большой проспект к тому спуску, что напротив Академии художеств. Дальше по набережной Университет, Академия наук - мне еще не до этих высот. Впереди школьные выпускные экзамены.
В Неве красиво течет вода. Отдохнув на ней взглядом, иду на скамейку Соловьевского сада (Румянцевский сквер) - единственный зеленый квадрат в округе - читать учебники истории, литературы, географии...
Мимо решетки сада в сторону Академии направляются двое молодых парней, громко разговаривают, размахивают руками, спорят.
Один вдруг говорит:
- Девушка, я сейчас к вам приду...
Заходит в калитку Соловьевского сада и направляется к моей скамье.
- Девушка, что вы читаете?
- Учебник.
- А "Мартина Идена" читали?
- Некогда мне. Я готовлюсь к экзамену.
- Вы и так сдадите экзамены.
- Откуда вы знаете?
- Я по вам вижу. Так читали вы "Мартина Идена" или нет?
Честно говоря, мне действительно некогда: работаю, учусь. Но сознаться, что не читала "Мартина Идена", стыдно, я краснею, смущаюсь, что-то бормочу.
- Я сейчас вам принесу, не уходите.
Он в самом деле принес мне книгу, зачитанную, истертую, будто обкусанную со всех сторон.
- Когда прочитаете, верните. Я вас здесь найду. - И ушел.
Книгу я читала не отрываясь всю ночь. На другой день совершенно неожиданно, хоть и мало учила, хорошо сдала школьный экзамен.
А парень был студентом второго курса Академии художеств.
- Я художник, - говорил он с бахвальством и величайшей гордостью.
У него крупное худое лицо с внушительным носом, большие оттопыренные розовые уши, мощные скулы и подбородок и узкий рот.
На нем длинное серое бобриковое пальто, темно-зеленая широкополая велюровая шляпа с заломом посередине, шарф в красно-белую клетку. Его зовут Виктор Голявкин.
