Я достаю ему новые домашние тапочки: старые, пропыленные, выбросила. И чтобы заношенных тапочек больше никогда в доме не было!
Он прошелся по квартире, подозрительно поглядывая по углам.
- Чисто везде! - удивился.
- Литература любит чистоту, - посмеиваюсь я. - Между делом я тут роман написала...
- Какой роман? Что за роман? - насторожился Голявкин.
- Пока ты отмывал свое белье, я успела написать роман.
- Шутишь? Глупость какую-нибудь написала? Даже плохой роман написать очень трудно.
- Ну и глупость! Ну и что! Разве домохозяйка должна быть умной? Какая есть, так и написала.
- О чем же? - обеспокоенно настаивает он.
- Долго рассказывать: ведь целый роман. Не шутка. Не короткий рассказик в половину странички, как у тебя...
- Ну, а все же? Опять выкинешь какую-нибудь штуку?
- Не опять, а снова.
- Какая разница?
- Снова - более литературно...
- Не валяй дурака!
- Если снова напишешь "опять" не в диалоге, я у тебя вычеркну! Я все теперь стану у тебя вычеркивать, что мне не понравится.
- С ума сошла?
- Не без этого. Когда в литературу поглубже войдешь, тут же и спятишь. Сразу многое хочется вычеркнуть у других. Такое дело. Тонкое.
- Я не позволю тебе вычеркивать.
- Сам вычеркнешь. Я тебя научу.
- Не бери на себя много.
- Я уже взяла. И теперь из рук не выпущу. Имей в виду: хорошо работай! - посмеиваюсь я. - Не беспокойся: я не против всего остального пожалуйста...
Он не принимает всерьез мои слова.
Я разлила по тарелкам суп. На белой газовой плите готовилось второе блюдо.
- Так о чем твой роман? - спрашивает он между прочим и жадно поглощает суп. - И что ты там написала? - Требовательные ноты в голосе усиливаются по мере насыщения.
- Ну... не знаю...
- О чем твой роман, спрашиваю?!
Он, признанный юморист, видно, опасается, что я вывела его в каком-нибудь неподобающе смешном виде. Каждый писатель у нас, видите ли, заботится, чтобы про него написали непременно хорошо.
- Ладно. Не бойся, - говорю я.
- Мне нечего бояться. Ты бойся! - говорит он тоном хозяина жизни. А сам опасается. - Почему ты не хочешь четко и ясно сказать мне содержание твоего так называемого романа?!
- Может, боюсь...
- Чего боишься?
- А вдруг я не владею столь уверенно фразой, как любой из вас, мужиков-писателей?
- Наверняка не владеешь. Зачем же тогда писать?
- И потом, тебе не понравится: в моем романе мало иронии и абсурда. Пора вернуться к здравому смыслу. У нас ведь всякий добросовестный человек представляется наивным и примитивным, потому что не иронизирует, - до чего дошло! Но для смысла придется находить новые словосочетания...
- Не понял...
- Я вообще-то писать романы не умею: нет у меня романного мышления, не получается правильно вести сюжет, одно с другим не стыкуется... Я не профессионально написала роман - профессионально я в это время делала в доме уборку...
- Научись сначала!
- И не подумаю!
- Зачем же пишешь?
- А вдруг это тоже может быть вполне интересным для литературы?..
- Не знаю. Не думаю.
- Не думаешь, так не спрашивай!
- Так что там? Что?
- Ну как тебе сказать... Роман получился не трагичным - никто не погиб, не страшным, не детективным, не эротическим. Он специально мыслился с благополучным концом. Домохозяйка - человек созидательный и надеется внушить положительные идеи другим. Не всегда же крах устраивать!
- Что у тебя за роман в конце-то концов?!
По-моему, он слишком зациклился на моем романе. Настырность к хорошему не приведет. Чтобы переключить его внимание, я говорю:
- Кто-то думает, что ты уже умер...
- Кто?
- Некто.
- Некто - кто?
- Я тебе не скажу.
- Почему?
- Ты не оставишь его в покое, а я вражды не хочу. Разве стоит тратить силы на ерунду, когда можно написать один маленький рассказ?..
Сытый ребенок крутится возле стола, от волнения кидает себе в рот то кусочек, то ягоду, встревоженно взглядывает на одного, на другого, ждет, чем кончится словесная перепалка.
Голявкин перестал есть суп и неожиданно рассмеялся.
- Что? - спрашиваю. - Не первый раз слышишь, что ты уже умер? Не будешь лезть в эфир и на экран, подумают, что тебя на свете и вовсе не было...
