Словно почувствовав на себе взгляды, капитан обернулся к сферотехникам и отрывисто бросил:
— По местам.
* * *
Она действительно не любила цветы. А еще почти не носила украшений, была равнодушна к сладкому и категорически запретила дарить себе дорогие подарки. На вопрос, что же тогда дарить, она легкомысленно пожала плечами:
— Удиви меня.
Он принял вызов.
Завтрак на крыше самого высокого в городе небоскреба, кофе с карамелью и крошечные кокосовые печенья. Алое сияние рассвета сонно расползалось среди сизых туч на горизонте, ветер дул с реки, сырой и холодный, но есть теплый клетчатый плед, и в него можно и нужно завернуться вдвоем, грея замерзшие пальцы о горячие кружки…
Полет на воздушном шаре, огромном, ало-золотом. Правда, обниматься в крошечной корзине неудобно, пилот строго грозит пальцем, пряча улыбку в усы, — сколько таких пар он повидал? Оставалось любоваться, как закатное солнце золотит ее волосы, как она сосредоточенно надувает мыльные пузыри и взмахивает рукой, отпуская в полет очередной переливчато-радужный шар, а ветер подхватывает его и несет к облакам…
Выставка бабочек — одну, огромную, с черно-синими крыльями, Нита держала на ладони, восторженно округлив глаза, осторожно гладила по черной бархатистой спинке и шептала что-то ласковое. А потом обернулась — и он успел заметить, как мелькнуло в синих глазах отражение синих крыльев…
Последним подарком была стрекоза. Ильнар возился с нею почти месяц — серебряная проволока, энергетические бусинки, похожие на ограненные аметисты, силовые плетения настолько тонкие, что даже сквозь сенс-очки разглядеть сложно. Когда сидящая на ладони стрекоза вдруг завибрировала, взмахнула ажурными крылышками и взлетела, Нита смеялась и хлопала в ладоши, как маленькая девочка. Повинуясь движению руки с управляющим браслетом, стрекоза порхала по комнате, а Ильнар стоял за спиной любимой женщины, обнимая ее за талию и положив подбородок на плечо, и чувствовал себя самым счастливым идиотом на свете.
* * *
В свете фонарей стрекоза, приколотая к воротнику куртки, казалась розоватой, того же оттенка, что помада Ниты.
— Можно к тебе?
— Не сегодня, — она покачала головой и, продолжая обнимать Ильнара за шею, слегка отстранилась, чтобы глядеть ему в глаза. — Я устала. Правда.
Ее руки были холодными, а губы, наоборот, горячими. После работы они отправились гулять, и она снова кашляла, и отмахивалась от его беспокойства — то мороженое холодное, то кофе горячий, и вообще, она же курит, а курильщики всегда кашляют…
— Может, все-таки к врачу?
Она улыбнулась, покачала головой и, прижавшись к нему всем телом, мурлыкнула в самое ухо:
— Нар-р-р-ри… Ты ужасный зануда.
Ильнар терпеть не мог этот вариант своего имени, но Нита умела произносить это мягкое «р-р-р-р» так, что дыхание сбивалось. Она легонько прикусила его за мочку уха, отчего от шеи вниз по спине понеслись стада мурашек, и снова отстранилась:
— Иди домой, ладно?
— А что мне за это будет?
Он не хотел уходить. В ее интонации было что-то неправильное, еще не ложь, но желание что-то утаить, и это беспокоило и действовало на нервы, словно открытый рядом разрыв.
— Я тебя поцелую.
— Если ты меня поцелуешь, я точно останусь.
Она снова покачала головой и, не отпуская его рук, сделала шаг назад:
— Не сегодня.
Она больше не улыбалась, и это значило, что спорить бесполезно. Ильнар вздохнул, шагнул к ней и напоследок обнял, так крепко, как только мог.
— Я тебя люблю.
Она не ответила, лишь прижалась крепче. От ее волос пахло духами, терпкими и горьковатыми, и вишневым дымом, и он чувствовал, что способен простоять так всю ночь, дыша ее ароматом… Но она вдруг резко отстранилась, развернулась и, не оборачиваясь, ушла в подъезд.
Он простоял на улице почти час, но свет в ее окнах так и не загорелся.
* * *
На следующее утро она не вышла на работу.
Кириан, окинув группу небрежным взглядом, коротко сообщил:
— Сегодня в урезанном составе.
— А что с ней? — поинтересовался кто-то.
— Простудилась. — Командир покосился на нахмурившегося Ильнара и неожиданно усмехнулся: — Вон, дан младший лейтенант ее мороженым накормил вчера, а сегодня — горло и температура. — Стрелки зафыркали, Кир недовольно сощурился в их сторону и поднялся. — Так, я за отчетом. В зал через пятнадцать минут.
