В четыре часа дня Эндрю Мак-Келл приобрел билет на самолет авиакомпании «Люфт Ганза» до Франкфурта на пятницу, пятнадцатое октября. Почему его понесло именно в Германию, рационально объяснить Николай не мог, просто посольство ФРГ оказалось самым близким к гостинице, где он остановился. Теперь предстоял полет во Франкфурт «for business», как Николай написал в анкете. Спрятав билет, вернулся в гостиницу, и дверь номера 206 украсила табличка «Не беспокоить».
«Белый дом» на набережной Москвы-реки. Странно, но это так. Комната, принадлежащая одному из министерств. Совещание. Но если прислушаться, то поймешь, что решаются здесь совсем не вопросы экономики страны, но прислушаться некому и произнесенные слова остаются внутри комнаты, слова-инструменты, слова-пленники…
— Говори, — сидящий во главе стола мужчина одет очень странно, не по-современному: серый, с капюшоном, плащ целиком скрывает не только фигуру, но и лицо, но никто не удивляется. Из-под серой ткани видны только кисти рук, тонкие пальцы, пальцы пианиста. Но голос его звучит как у военного — приказом.
— Владыка, вчера при очередной проверке базы данных российских железных дорого обнаружилось, что Николай Огрев взял билет из Владимира в Москву.
— Из Владимира? — тонкие пальцы поглаживают навершие трости в виде сфинкса. — Как он туда попал?
— Выясняем. Пока ответа нет, — докладчик зашуршал фотографиями. — Вчера в Лосиноостровском парке нашли труп мужчины. Вот снимки. Очень похож на Огрева, но при теле никаких документов.
— Кто осматривал тело? — трость отложена в сторону, и плоть фотографий мягко трепещет под чуткими пальцами.
— Старший Адепт Октавий и Маг Светозар.
— Они могли ошибиться, я сам хочу осмотреть тело.
Старая площадь. Большое здание — мэрия. Комната одного из министерств. Совещание. Но если прислушаться, то можно услышать, что решаются здесь совсем не вопросы градостроительства. Человек, которого город привык видеть уверенным в себе и даже надменным, докладывает, и поза его полна раболепия:
— Да, о могучий Иерарх, мы ежедневно получаем информацию из всех гостиниц. Николай Огрев нигде не зарегистрирован. На всех вокзалах и аэропортах агенты, которые знают его лицо. Мы его не упустим, если он, конечно, в Москве.
— Не сомневайся, он здесь, — названный Иерархом говорит по-русски с заметным акцентом. — Он прибыл сюда утром тринадцатого.
— Мы опоздали совсем немного.
— Поздно жалеть. Никто не ожидал, что он пропадет где-то почти на неделю, а потом объявится тут. Удвойте бдительность.
Сумерки опускались на огромный город, скрывая и черное и белое, окрашивая все в разные оттенки серого цвета…
Вот — свершилось, весь мир одичал, и окрест
Ни один не сияет маяк.
И тому, кто не понял вещания звезд
Нестерпим окружающий мрак.
А. Блок
Вернулся Николай в гостиницу в великом смущении: как же так, то совсем не говорил по-английски, то трещит, словно и вправду в Австралии родился. Ни сотрудник посольства, ни даже общительный новозеландец ничего не заподозрили.
Посмотрелся в зеркало, аура выглядела довольно плохо, ровная обычно поверхность бугрилась, волны бродили по ней, словно по воде при свежем ветре. Ядовито-зеленые полосы пятнали голубое сияние. Обратил внимание на горловую чакру: водоворот энергии там вырос вдвое против обычного размера, вращение ускорилось. В центре воронки обнаружилось нечто, отдаленно напоминающее цветок голубого цвета, и сияние его было гораздо сильнее, чем у энергии вокруг. Работа Смирнова не осталась безрезультатной.
Долго думал, как провести вечер. В один момент даже пожалел, что отверг предложение Робертса. В ночных клубах беглеца вряд ли будут искать. Потренировался в складывании фигур, которым научил его Смирнов. На зов огня никто не явился, по земному знаку из стены высунулся гостиничный дух, маленький, но суровый на вид. Волосатый, куда там медведю, маленькие глазки свирепо блестят из-под насупленных мохнатых бровей.
— Чего надо? — спросил недружелюбно.
— Э-э-э, да так, ничего, — оторопел Николай. — А ты кто такой?
— Местные мы. За порядком следим, — самоназвание «мы» напоминало об особах царской крови. — Раз ничего не надо, нечего и звать! Хулиганют тут всякие, — так ворча, гость (или хозяин?) исчез в стене. Больше Николай экспериментировать не стал. Побоялся.
