— Да ну? А может, все наоборот.
— Идиот! Ты скоро пожалеешь о своей тупости, — Волков потерял остатки самообладания. — Сейчас, днем, они не решаются атаковать, но как солнце зайдет, тебе крышка. Они тебя убьют, а потом от трупа узнают все нужное да еще наиздеваются вдосталь.
— Оставьте меня в покое. Обойдусь без вас всех, — Николай бросил трубку, и, не дожидаясь нового звонка, отключил телефон.
После звонка Николай даже несколько взбодрился, попытался навести некоторый порядок. Целиком последствия погрома ликвидировать не удалось, но сумел расчистить место для сна и найти более-менее целые спальные принадлежности. Телевизор оказался безнадежно испорчен, и сразу после заката измученный до предела Николай лег спать.
Разбудил его словно толчок. Проснувшись, долго не мог понять, кто же его толкнул. Открыл глаза и едва не вскрикнул от изумления. Стояла глубокая ночь, в комнате должно было быть очень темно, но все было освещено багровым сиянием. С потолка свисала, словно толстый сталактит, капля багрового свечения и постепенно набухала, увеличиваясь в размерах. Николай вихрем слетел с кровати, которая оказалась словно под прицелом чудовищного копья. Не зажигая света, оделся, натыкаясь на разбросанные вещи и шипя от боли. Мысль была одна — «бежать». Нашел спортивную сумку, набросал в нее то из вещей, что попалось под руку, в том числе и рукопись, завернув ее в бумагу. Взял конверт с тремя сотнями долларов, который не тронули налетчики. Сталактит на потолке к этому моменту вырос значительно, длина его достигла метра. В тот самый миг, когда Николай завязывал шнурки, багровое образование спазматично дернулось и сорвалось с потолка. Раздался треск, в кровати мгновенно образовалась круглая дыра с черными, словно оплавленными краями. Не пытаясь гадать, что случилось бы, продолжай он спать, Николай пулей выскочил из квартиры.
Заворачивая за угол, заметил, что к его подъезду, мягко урча мотором, подъехал автомобиль. Не оглядываясь, Николай побежал. Стояла темная осенняя ночь, было прохладно, но не сыро, бежалось легко. Ноги ныли от вчерашней ходьбы, добежав до трассы, Николай перешел на шаг. Безумие происходящего почти не беспокоило его, словно он каждый день убегал из дома. Одна половинка сознания, та, что молчала сейчас, корчилась от ужаса неизвестности, неопределенности, что ждала впереди — от того ужасающего отсутствия стабильности, что теперь только и будет впереди. Ведь пришлось в один миг оставить все, что нажито за многие годы, — работу, друзей, привычки, словно пришлось расстаться с маленькой обжитой комнатой в огромном дворце мира и выйти в его темные, незнакомые коридоры. Другая половина, которая теперь руководила поступками, холодно и расчетливо взвешивала варианты ухода от погони, варианты того, как добраться до города Владимира. Там живет человек, который сможет помочь, тот самый, о котором писал дядя. Николай понимал, что поезда, что уйдут сегодня из города, будут проверяться в первую очередь, как и автобусы межобластного сообщения, поэтому решил ехать старым, еще в студенчестве освоенным способом — на электричках. Первая подходящая уходила через полтора часа, надо было спешить.
Далеко позади, на дороге, зажглись фары, послышался шум мотора. Первое желание было спрятаться, затаиться, но неожиданно пришла уверенность в том, что это не машина преследователей. Николай шагнул к шоссе, поднял руку. Визг тормозов и заспанный водитель открыл дверцу.
— Куда? На вокзал? Сколько дашь? Поехали.
Через несколько секунд бежевая «Лада» рванулась в сторону железнодорожного вокзала, набирая скорость на пустынном ночном шоссе.
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий,
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги.
Н. Гумилев
Колеса электрички равномерно стучали, навевая дремоту. Николай время от времени начинал клевать носом, сам не замечая, проваливался в темный водоворот сна, потом резко просыпался, когда вагон подскакивал на особо выдающейся шпале. За прошедшие двое суток вымотался просто ужасно, правда, оставалось дороги всего ничего. Электричка, в которой он сейчас ехал, через полчаса, не более, должна прибыть во Владимир. Все оставалось позади, и ночевка на вокзале, жесткие сиденья электричек, ужасная пища привокзальных буфетов, пьяные или озлобленные попутчики.
