— Тор, нас так самих утащит, не отвлекайся и не задерживайся. Вот, сейчас должно хватить.
— Будет что-то не так, бросай все. Время еще есть, отстреливай капсулы и прыгай в обратном направлении от атмосферы, мы тебя подберем, — затараторила Саманта. Она сама хотела пойти, но я ей не дал, самоуверенно бросившись к шлюзу. Слишком самоуверенно. Опыта не было. Впрочем, у нее тоже.
Прыжок. Корректирующие импульсы. Плавно «подплыл» к кораблю. Ухватился за обшивку. Обернулся. Бета отвел челнок повыше. Успокоив дыхание, я медленно пополз по корпусу вниз, к спасательным капсулам. Брюхо космолета начинало светиться. Сайрос просигнализировал об опасности ухода в атмосферу. Первая капсула. Ручное управление запуском. С глухим хлопком капсула устремилась к поверхности. Ее поболтает, у нее раскроются парашюты, и люди будут спасены. Следующая. Нельзя медлить.
— Тор, тебе надо возвращаться. Вы скоро войдете в атмосферу.
— Вы видели первую капсулу? Я спасатель! — наигранно обрадовался я, пытаясь не то успокоиться самому, не то подбодрить сестру. Сердце колотилось в бешеном ритме. Вторая капсула сорвалась вниз. Обшивка задрожала, возник нарастающий гул в ушах. Системы костюма жалобно запиликали.
— Бета, летим за ним, — услышал я в радиообмене голос Саманты. — Прыгай полоумный, уходи оттуда!
Левой рукой я ухватился за рычаг ручного отстрела спасательной капсулы и в этот момент внутри корабля что-то ухнуло.
— Саша! — Сэм в страхе крикнула так, что у меня заложило уши. Обшивка лопнула. Раздался взрыв. Тело обдало жаром, руку пронзила нестерпимая боль, вздувая и разрывая наноферритовую броню. Меня развернуло и устремило вниз, вместе с обломками разной величины. Время остановилось. Взгляд заволокло рябью. В попытке сфокусировать зрение, я посмотрел в сторону челнока. Стало очень светло. Скорее всего, от взрыва, но это была не вспышка, стало действительно светло, челнок начал давать тень. И я не помню, чтобы у космических челноков были винты под днищем.
Вся индикация с визора сайроса пропала. Откуда-то сзади раздался еще один взрыв. Все происходило крайне медленно. Я посмотрел на левую руку. Черными обугленными клоками с нее свисал вовсе не сайрос. Это были рваные куски неопрена. Как в бреду осмотрел себя. Я был в неопреновом, местами разодранном от взрыва и металлических осколков гидрокостюме. Лохмотья жилета-компенсатора плавучести. Снова перевел взгляд на левую кисть. Туго затянутая еще Виктором Анатольевичем бинтовая повязка местами почернела. На тыльной стороне ладони примотанный вспученным от воды скотчем кусок листочка в клеточку, в центре — кружок, закрашенный синим фломастером. Перед глазами проплыл манометр давления воздуха в баллоне. Ноль бар. Время все также тянулось не спеша, я все также медленно летел вниз. Слева от себя увидел огромный, покрытый кораллами корабль, затонувший еще во времена второй мировой войны. «Роял Батлер» успел прочитать я название. Снова взрыв. Уши заложило, и кроме тонкого свиста контуженных барабанных перепонок я уже ничего не слышал. Вот краем глаза заметил железные осколки, вот они полетели мне в лицо. Треснуло стекло перед глазами, и в нос стала заливаться соленая вода. Кожа на лице лопнула от многочисленных порезов. Голова еще не соображала, но начинала понимать происходящее. Лицо окутало пузырями воздуха. Последними пузырями, вырвавшимися из горла. Я ощутил в зубах загубник регулятора, устройства для дыхания под водой, но его с силой вырвало изо рта. Спазмы легких, требующих кислород. Мое тело еле слушалось, на активные действия не хватало сил. А я все летел вниз, не имея возможности всплыть на поверхность. Широко раскрыл глаза, но из-за воды, ничего кроме мутных осколков и яркого света солнца над поверхностью воды, ничего не увидел. Я безмолвно потянул руки на свет. Взрыв баллона. Спину пронзила новая боль, меня вихрем закрутило вокруг своей оси. В глазах последний раз потемнело.
Перед лицом смерти любое безумие предательски отступает, показывая, что же происходило на самом деле. Каждый умалишенный за секунду до того, как уйти в мир иной, видит жизнь отчетливо. Может оценить свои ошибки, проявления своего сумасшествия, не предвзято, так как есть. Так, как было. В такой момент, после того, как страх уже подтолкнет на порог смерти и отступит за ненадобностью, когда мозг подводит итоги и генерирует последние мысли, из глубины души всплывает самое важное, самое чистое и ценное. Представляешь, как радовался в самый яркий момент жизни, как чувствовал гордость отца, заботу матушки. Как сидел у костра на берегу реки и пел друзьям под гитару. Как свободно дышал, выходя летним вечером на прогулку. Но вот сердце останавливается, тело пронзает холодная судорога. Мозг напоминает, мол, дружище, осталось совсем немного. И ты достаешь самую ценную мысль. Ту, в которой всегда боялся признаться, ту, которая всегда была с тобой, не оставляя ни на мгновенье. Персональный сдвиг крыши, поправка на ветер, сама суть безумия, с которой можно умереть. Ту, что приносила счастье, тревожила и ранила одновременно. Назвав ее, тебе становится очень спокойно и легко оттого, что ты признался самому себе. Жизнь стоила свеч. Последний мозговой импульс. «Катя».
