Вытащила… и засмеялась: если это и была сосиска, то очень маленькая и бледная, с небольшой розовой проплешинкой на самом конце…Нет, пожалуй, — не на конце, а на кончике, смешная проплешинка с дырочкой в центре! Именно вот такая, почти детская пипочка и была у Игоря. Этакий недоразвитый отросток богатырского тела…
Она застонала, как иногда стонет раненый заяц.
Да, конечно, сладостный, самозабвенный оргазм — это коварная ловушка Природы, надёжный капкан для продолжения рода человеческого: за всё надо платить! Интересно, — а как же Господь Бог наказывает грешников, которые грешат вхолостую?!
Алексей Климашин был для Натальи не просто хорошим, надежным мужем и другом. Вместе они прожили тринадцать лет, — и ни разу не поссорились! Спорили, конечно, и не раз, — но всегда быстро мирились… особенно — в постели. Алёшка был ещё умным и умелым партнером, всегда, в первую очередь желающим доставить наслаждение ей.
Её тайное местечко он ласкательно называл «расстегайчик»; и на её вполне домашний вопрос: «Что ты хочешь на ужин?» совершенно серьёзно отвечал: «Разогрей пирожок»…
Она любила, когда Алексей бережно и сильно входил в неё сзади. Её безупречно гладкие ягодицы радостно реагировали, и ей казалось что она — весенняя кобылица, которую на раздольном лугу кроет разъярённый жеребец. И ей хотелось орать, и она орала, будто ржала, — и кончала, кончала, кончала… Неизменно, всегда, раз за разом. И не стесняясь, освобожденно вопила во всю мощь своих лёгких на всю квартиру, на всю округу, да что там — на весь мир, весело и бесстыдно:
— Давай, леший, давай! Дери меня своим большим…
И это яркое, энергичное и крепкое словцо легко слетало с пересохших губ, как и его физическая сущность, подстёгивало и возбуждало… И Алексей, — с воинственным рыком воина и охотника, с обоих боков стискивал её бёдра, и снова и снова всаживал своё копье в настигнутую им добычу! Да, да — копьё, дротик, клык моржовый, но уж никак не пипка! «Если вас насилуют, — расслабьтесь и попробуйте получить удовольствие…» Чем?! Пипка, пипирочка, пипетка, пиписька… Только тупые американцы способны на подобные советы!»
Наталья немного повсхлипывала, сидя прямо за своим шатким столиком, жалея саму себя, как это сделала бы на её месте любая неудачливая женщина… Но слезы быстро высохли, а поправлять макияж ей не требовалось, ибо ресницы у неё и без туши были длинными и пушистыми.
Надо было жить и работать.
А с Игорем… Вместе со странным, непривычным для нее вариантом сексуального похмелья пришла трезвая оценка притязания и — увы! — возможностей, но это понимание уже никак не соотносилось с нижними влагалищными ощущениями. Они существовали как бы совершенно отдельно друг от друга.
Поэтому чуть позже при неизбежном столкновении с плавруком на бортике бассейна она весело поздоровалась с ним, легко чмокнула в щёку и так же легко, без всякого нажима, спросила:
— Ну, что будем делать вечером?
Но Игорь понял ей по-своему:
— Что, Наталья Павловна, — со снисходительной ленцой, чуть отстранив её от себя, полюбопытствовал он, — поплавать хотите или опять отсосать желаете?!
Она с трудом удержала руку, чуть было не метнувшуюся к его щеке! Но и её саму этот вопрос, прозвучавший так нестерпимо буднично, оглушил, словно звонкая прилюдная оплеуха.
«Ну что, — получила? — опять возник в ней внутренний голос. — Ты-то надеялась оральной лаской поразить его, привлечь, приманить, а его, простодушного дурачка, эта изысканность, эта свобода только напугала и оттолкнула. У них, как их там, — кержаков и чалдонов, свои понятия, чего можно и чего нельзя!»
Видимо, это и была та библейская соломинка, которая сломала спину верблюду…
По тому, как напряглись лицевые мускулы, она ощутила, что презрительная гримаса исказила ее лицо, как бы совершенно со стороны услышала свой смех, и этот презрительный смех внезапно и почти сразу загасил яростный огонь, сжигавший её изнутри, — словно бы мощная струя из пенного пожарного огнетушителя хлынула на «очаг возгорания», и от него остались только шипящие угли…
«Так тебе и надо… Так те-бе и на-до! — билась пульсирующая боль в мозгу, — в такт торопливым шагам — прочь, скорее прочь! — так те-бе и на-до!»
