— Ну-ка, вздохните еще разок, и поглубже, если можно, — попросил я, глядя на ее грудь.
Под тонким пуловером не было лифчика, но чудесные формы упругой груди доказывали, что не нуждаются в нем. Ткань не препятствовала сиянию ее кожи, и я с наслаждением предался созерцанию, которому не мешал даже значок: рука с обнаженным клинком.
— Что с вами? — презрительно спросила она. — Вы начитались «Плейбоя» или похотливы от рождения?
— Ничего подобного. Просто я мужчина, — ответил я скромно.
— Ну, это еще можно простить! — усмехнулась златовласка.
Блеск зеленых глаз, сопроводивший реплику, подсказал, что «простить» — не совсем то слово, которое она хотела употребить, но я не настаивал на разъяснениях. Передо мной стояла представительница общества, которое борется против диктатуры мужчин, и все же я был уверен, что в другом месте и в другой час мне удастся убедить ее в своем искреннем восхищении.
Округлые бедра незнакомки обтягивала синяя юбка — узкая и модная, уж никак не рассчитанная на утаивание женских прелестей — скорее наоборот. На ногах были красные туфли, которые хорошо гармонировали с огненно-рыжими волосами. Короче говоря, я беседовал с прекрасной и вполне нормальной женщиной, но она почему-то разыгрывала роль мужененавистницы.
— Меня зовут Линда Лазареф, — неожиданно представилась она. — Я журналистка и пишу для амазонок, возможно вы читали мои статьи?
— Да, возможно, — я кивнул. — Не вы ли провозгласили, что пока женщина позволяет властвовать над собой, мужчина является потенциальным Гитлером?
— Я с этим согласна. Но мысль, собственно, принадлежит Либби…
— Либби? А это кто?
— Мы зовем так Ланетту Холмс.
Едва она договорила, из дома донесся резкий вопрос:
— Линда! Что там с этим проклятым адвокатом, где он?
Честно говоря, я рассчитывал, что меня встретят всеобщим ликованием и фанфарами. Зеленоглазая бросила на меня насмешливый взгляд, словно провоцируя на какую-нибудь бестактность, но сказать я ничего не успел.
— Мы идем! — крикнула мисс Лазареф, открывая дверь.
— Нельзя ли побыстрее? — раздалось требовательно. — Я немедленно хочу обсудить дело и избавиться от этой свиньи!
Я не имел ни малейшего представления, о какой свинье идет речь, но зато прекрасно понял, как относится к этим животным хозяйка дома.
Вслед за Линдой Лазареф я прошел в просторный холл, устланный большим ковром. В стороне я заметил вешалку, и она показалась мне реликвией тех далеких времен, когда в доме еще принимали мужчин. Сейчас здесь не осталось никакого следа их пребывания, а Ланетта Холмс, похоже, считает, что мужчин вообще нет на свете.
Никого в холле не обнаружив, я вопросительно уставился на свою сопровождающую.
— Первая дверь направо, — сказала она тихо и почтительно. — Можете смело входить. — Линда улыбнулась как римский центурион, приглашающий на арену христианина.
Внешность Ланетты Холмс, или Либби, как называли ее сподвижницы, поразила меня. Я ожидал увидеть за этим именем нечто отталкивающее, а предстал перед красивой, статной женщиной, немного полноватой и тем не менее, стройной. Короткие волосы мисс Холмс вились нежными прядками, но из-под длинных ресниц на меня сурово смотрели голубые, холодные глаза.
— Я намерена сразу поговорить о деле, мистер Робертс, — заявила она непререкаемым тоном. — Знакомые наговорили о вашей конторе кучу лестного, поэтому я и решила обратиться к вам. Надо расправиться с одним типом за злостные сплетни, клевету и…
— Прежде, чем мы распнем его, хотелось бы знать конкретнее, что он натворил? — осторожно вставил я.
Стоя перед массивным письменным столом красного дерева, Либби напряженно всматривалась в меня. А я, тем временем, продолжал разглядывать ее.
Узкие брюки обтягивали крепкие и полные ноги в изящных сапожках. Ее груди под оранжевым пуловером были округлы и мягки, как все в ней. Держалась мисс Холмс очень самоуверенно, из глаз струилась такая внутренняя сила, что я мгновенно понял, почему она назвала организацию — союзом «Гневных амазонок». Не знаю, каковы другие женщины, проживающие под крышей этого дома, но хозяйка была действительно — гневной и гордой амазонкой во плоти. Хорошо, хоть левую грудь не ампутировала, подражая древним воительницам, с чем я и вознамерился уже ее поздравить, но вовремя прикусил язык.
