Донна вовсе не собиралась говорить с Маргарет о давней связи Оливера. Она никогда не заговаривала об этом также и с Хантером. Ей нужно было лишь согласие Оливера на ее развод с Мэтью.
Похоже было, однако, что тот не собирался принимать ее сторону. Судя по всему, Оливер склонялся к тому, чтобы поддержать Мэтью. Прежде подобное отношение со стороны родного отца повергло бы Донну в безысходное отчаяние, но теперь она стала совершенно по-иному относиться и к самой себе, и к окружавшим ее людям. Она знала, что те, кого она любит, всегда придут к ней на помощь. Она была твердо уверена, что может рассчитывать на защиту и поддержку со стороны Нолана, Челси и Джадда, что Джози не заслуживает той жизни, на которую она невольно обрекла его, и что Оливер, отмахнувшись от нее, словно от назойливой мухи, поступил жестоко и эгоистично.
Но в одном он был совершенно прав. Здоровье Маргарет и впрямь внушало семье серьезные опасения. При всей ее властной требовательности, при всей неукротимой энергии, с которой она предавалась общественным делам, она была чрезвычайно уязвима. Трудности, с которыми столкнулась "Плам Гранит", самым серьезным образом отразились не ее здоровье. С тех пор, как Челси поселилась в Норвич Нотче, Маргарет заметно сдала. Она осунулась, постарела, и взгляд ее стал тревожным и каким-то затравленным. Развод Донны мог и впрямь окончательно выбить ее из колеи.
Донна не могла начать бракоразводный процесс, не заручившись согласием Оливера, ведь он один способен был смягчить для Маргарет силу этого удара. Донна ни на минуту не забывала о том, что лишилась слуха по вине матери. Но та безграничной преданностью и раскаянием, читавшимся в ее глазах, почти искупила свою вину. Донна не могла решиться поставить под удар шаткое душевное равновесие пожилой женщины. Не могла она и продолжать жить с Мэтью.
Ситуация казалась ей безвыходной.
– Привет, папа! – радостно воскликнула Челси, услыхав, наконец, не бормотание автоответчика, а живой и бодрый голос Кевина, которому она в очередной раз позвонила из Норвич Нотча. Кевин растерянно замолчал, и Челси с тревожно бьющимся сердцем ожидала, ответит ли он ей или в сердцах повесит трубку. Они так ни разу и не общались после той памятной встречи в Ньюпорте.
– Челси? – неуверенно пробормотал он. – Как твои дела?
– У меня все в порядке! – ответила она, несказанно обрадованная его благодушным тоном. – А как ты там?
– Неплохо, – произнес он на сей раз довольно кисло, словно убедившись, что дочери не грозит никакая опасность, счел своим долгом напомнить ей, что по-прежнему не одобряет ее поведения.
– Я очень скучаю по тебе! – горячо воскликнула она. Чувство это значительно обострилось у нее после внезапной смерти Лео. Пережив вместе с Джаддом эту трагедию, она вдруг осознала, как хрупка человеческая жизнь и как бережно следует относиться к семейным узам. – Мы так давно не виделись!
Помолчав, Кевин спросил:
– Ты хорошо отметила День Благодарения?
– И да и нет. А ты?
– Спасибо. Нормально. А как твой ребенок?
В голосе его опять послышалась озабоченность, и Челси, радостно улыбнувшись, заверила его, что беременность ее протекает без всяких осложнений, а потом рассказала ему о смерти Лео.
– Может быть, это и к лучшему, – вздохнув, добавила она. – Ведь надежд на его выздоровление не было. Но Джадду было очень, очень тяжело.
Она умолкла, снова тревожно ожидая его реакции. С Лео Кевин был знаком лишь понаслышке, тогда как с Джаддом их связывали отношения, которые никак нельзя было назвать простыми. Тогда в Ньюпорте они поссорились, и Джадд наговорил старику много такого, о чем сам потом жалел. Челси предполагала, что Кевин отзовется о нем крайне неодобрительно, и приготовилась защищать Джадда.
– Он весьма незаурядный человек, этот Стриттер, – задумчиво произнес Кевин. Челси не могла определить по его тону, какие чувства испытывает он к Джадду.
– Незаурядный? – переспросила она.
– Во всяком случае, весьма бойкий. Вот уж кто за словом в карман не полезет!
– Он очень сожалел о том, что обидел тебя! – быстро заговорила Челси. – Он решил, что слова его послужили причиной нынешнего отчуждения между тобой и мной!