– А может быть, вам самому стоит поговорить с ним, Нолан? Скажите ему, что вам известно, как он обходится с Донной, и пригрозите ему тюрьмой, если он не угомонится.
– А знаете, что он тогда сделает? Он заставит ее расплачиваться за мои слова. Может, избивать ее он и поостережется, но существует ведь масса других способов превратить ее жизнь в ад кромешный. А ей и без того не сладко! Возьмет, например, кассовый ящик, разбросает выручку по полу магазина и заставит ее подобрать все монетки до последнего пенни. Чем я тогда смогу помочь ей? – Нолан тряхнул головой и выругался сквозь зубы. – Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, как теперь! – пожаловался он. – Клянусь, временами меня так и подмывает швырнуть свой значок и удостоверение в ящик стола и выйти на улицу с пистолетом в руке, чтобы подкараулить и пристрелить этого мерзавца, как бешеную собаку!
– Но ведь вы не сделаете этого! – в ужасе воскликнула Челси.
– Конечно нет! – мрачно ответил Нолан. – Не вижу смысла избавляться от этого мерзавца столь дорогой ценой. Ведь тогда я окажусь надолго разлучен с Донной! К тому же он, придет время, и сам доведет себя до могилы. Туда ему и дорога! Знаете, чем он занимается три-четыре вечера в неделю? Напивается до бесчувствия в гостиничном баре, а потом садится за руль и колесит по городу, пока ему не надоест. Уверяю вас, добром это для него не кончится! У него ярко выраженное стремление к самоуничтожению. Думаю, он кончит тем, что однажды свалится в какую-нибудь канаву вместе с машиной!
– А вы не можете привлечь его к ответственности за вождение в пьяном виде? – с надеждой спросила Челси.
– Я уже не раз забирал у него права, – угрюмо отозвался Нолан. – И наутро ко мне в участок неизменно являлся Эмери. Он напоминал мне о том, что мой контракт может быть продлен лишь с согласия Городского управления. Вот и получается, что я сохраню свою работу, если стану смотреть сквозь пальцы на то, как Мэтью Фарр, напившись до чертиков, гоняет по ночным улицам, и потеряю ее, если вздумаю применить к нему какие-либо меры воздействия. А ведь потеряв работу, я вынужден буду уехать отсюда. Я – полицейский, и никем другим быть не могу. Одна мысль о разлуке с Донной приводит меня в ужас, но попустительство, которым я вынужден заниматься, мне уже тоже поперек горла. Вот так-то. Жизнь, скажу я вам, непростая штука!
Они помолчали. Нолан откашлялся и, опустив голову, грустно добавил:
– Возможно, мне все же придется оставить эту работу и этот город. Ведь я не справляюсь со своими обязанностями. Что там этот придурок Мэтью и его ночные автопрогулки! Я ничего не в состоянии сделать, чтобы пролить свет на цепь загадочных покушений на ваш покой, вашу жизнь и имущество, Челси! Я по-прежнему понятия не имею, как подступиться к разгадке этой тайны! Эти дурацкие телефонные звонки, и попытка сбить вас и Донну грузовиком, и поджог вашего амбара, и повреждение телефонной линии, и кража со взломом в Болдербруке так и остаются нераскрытыми преступлениями! Судите сами, много ли от меня проку?
Челси поставила на стол поднос, который собиралась нести в столовую, и сжав запястье Нолана, убежденно проговорила:
– Да бросьте вы, Нолан! Я не устаю благословлять тот день и час, когда Бог привел вас в наш город! – Она на минуту умолкла, подивившись тому, как легко и естественно слетели с ее языка слова "в наш город". А ведь еще недавно она чувствовала себя здесь совсем чужой! – Не окажись вас здесь, Донне пришлось бы совсем худо. Я уверена, что она оставит Мэтью и что вы с ней будете счастливы! Дайте ей только время разобраться во всем! А что до этих покушений, как вы их назвали, то меня не покидает уверенность в чрезвычайной осторожности и осмотрительности того, кто за всем этим стоит. Навряд ли мой неведомый недоброжелатель решится причинить мне какой-либо серьезный вред. Он изо всех сил стремится напугать меня, чтобы заставить уехать из Норвич Нотча. А может быть, он все это время охотился за моим серебряным ключиком? Ведь со времени его исчезновения происшествия прекратились.
Но слова ее не успокоили Нолана.
