– Мы плавали, – с готовностью ответила Челси. – Мы часами сидели на солнце, не опасаясь заработать рак кожи. Мы ходили под парусами, играли в теннис. А когда стали постарше, носились на мотоциклах по дорогам, приводя в ужас почтенных отцов семейств, правивших своими авто. Но, разумеется, мы делали это вовсе не со зла. Просто развлекались.
– И Карл с семьей приезжал сюда на лето?
– Угу. – Она плотнее завернулась в пальто. Морской ветер стал резче, и в воздухе уже чувствовалась вечерняя прохлада.
– Ты часто вспоминаешь о нем? – спросил он.
– О Карле? – Она пожала плечами. – Нет, не очень.
– Ты скучаешь без него?
– Да. Временами. Мы дружили столько лет и были очень близки духовно. Такое не забывается. А о другого рода близости с ним я, напротив, не могу вспомнить без содрогания. Мне тяжело думать о том, что я вынашиваю его ребенка, а он даже не знает об этом, что он женат на Хейли и счастлив с ней и что я могу, не желая того, послужить причиной размолвки между ними.
– Если кто-то и виноват в создавшейся ситуации, то уж никак не ты! Это у него хватило наглости морочить тебе голову и при этом строить матримониальные планы насчет Хейли!
Челси слегка подняла брови, давая понять, что в основном согласна с Джаддом, и, помолчав, спросила, глядя ему в глаза:
– Джадд, это правда, что у Мэтью Фарра интрижка с женой Монти?
– Откуда тебе об этом известно?
– Вчера вечером мне рассказали об этом в библиотеке во время чаепития. Так правда это или нет?
– По-видимому, да. Мэтью никогда не отличался порядочностью. Он давно влюблен в Джоан.
Нахмурившись, Челси спросила:
– Почему же он женился на Донне?
– Потому что Джоан вышла за его брата. И родители настаивали на том, что ему пора обзаводиться семьей. Ему было уже далеко за тридцать, и старики боялись, что его станут считать геем. Кое-кто уже начал поговаривать об этом вслух.
– Но ведь тебе тоже далеко за тридцать, и ты одинок. Почему о тебе не говорят ничего подобного?
– Потому что я – совсем другое дело, – ответил он, криво улыбнувшись. Поняв по лицу Челси, что его слова нуждаются в пояснении, он добавил: – Во-первых, я уже был женат. А во-вторых, я принадлежу к совсем иному кругу, нежели Мэтью Фарр. И мои проблемы мало кого волнуют. – Примером тому, подумал он, может служить нынешний уик-энд. Завтра он не появится на работе, это вызовет досаду, но мало кого заинтересует, где и с кем он был.
– А что тебе известно о заболевании Донны? Как она потеряла слух?
– Я ничего толком не знаю об этом, – честно признался Джадд.
– Маргарет сказала, что это произошло из-за внезапной болезни. А вчера я услыхала, что причиной всему – сама Маргарет.
Подобные слухи доходили и до него. Он не склонен был считать их беспочвенными, ведь не зря же Маргарет пережила после случившегося сильнейший нервный стресс и не случайно она с тех пор так настойчиво опекает Донну. Скорее всего, ею движет чувство вины.
– Более или менее достоверных доказательств этому нет.
– Но как такое могло случиться?
– Я, право, не знаю. Когда это произошло, я был совсем еще мальчишкой.
– Донну положили в больницу?
– Да. Ненадолго. А потом отправили в специальную школу для глухих. Когда она вернулась оттуда, мы, понятное дело, не задавали ей вопросов.
– Мне безумно жаль ее! – воскликнула Челси. – И я не знаю, как ей помочь. Мэтью обращается с ней просто бесчеловечно. Почему же Оливер не вступится за нее?
– Оливер ни во что не желает вмешиваться. Он делает вид, что ничего вокруг не замечает. Так ему удобнее и проще.
– Хантер – его сын?
– Вероятно.
– Он когда-нибудь признает это?
– Только если переживет свою Маргарет. Это заденет ее чувства, унизит и оскорбит ее.
– А то, что Хантера задевали, унижали и попросту втаптывали в грязь на протяжении всей его жизни, это, по-твоему, справедливо?
– А разве я говорил о справедливости? Я объяснял тебе, каково положение вещей. Только и всего.
– Почему же Хантер не отстаивает свои права? Ведь он по натуре далеко не слабак. Он может принудить Оливера признать его своим сыном. Будь я на его месте, я бы просто взбесилась от ненависти и отчаяния!
– Он и бесится. Ты разве не заметила?
