Первый же шаг отозвался острой болью, заставив его непроизвольно схватиться за Элизабет.
— Ты ранен! — воскликнула она, поддерживая его.
— Пустяки. Наверняка просто подвернул ногу, но, боюсь, мне все-таки понадобится твоя помощь. Идем скорее отсюда…
Элизабет перекинула его руку себе на плечо так, чтобы ему было легче опереться, и они очень медленно, шаг за шагом, стали удаляться от места крушения. Повсюду валялись сломанные ветки и обломки самолета, и она впервые задумалась о том, как же им все-таки невероятно повезло, что, упав в лесу, они оба остались живы: еще бы чуть-чуть вправо или влево — и их вполне могло насадить на стволы как на вертел.
— Все. Мы ушли достаточно далеко. Теперь можно немного отдохнуть, — задыхаясь, пробормотал Талбот, опускаясь прямо на землю.
Элизабет села рядом с ним, и они смогли наконец перевести дух, глядя на дым и языки пламени, нехотя облизывающие корпус самолета.
— Когда он взорвется? — поинтересовалась она, чувствуя настоятельную потребность говорить о чем угодно, лишь бы не молчать.
— Трудно сказать. Если в баке не осталось топлива, никакого взрыва может и не произойти. Так что молись, чтобы все получилось.
— Зачем?
До этого момента Талбот и не подозревал, что Элизабет способна так искренне, совсем по-детски удивляться чему бы то ни было. Отвечая, он внимательно смотрел ей в глаза, желая убедиться в том, что сделанное им выдающееся открытие не является лишь плодом его воображения:
— В данной ситуации взрыв — единственное беспроигрышное средство привлечь внимание людей к факту авиакатастрофы. Вполне возможно, что некто, заметив огонь, предпримет адекватные меры и тем самым ускорит наше спасение. А иначе нас будут искать неизвестно сколько времени…
Они помолчали. С каждой минутой Элизабет чувствовала, как шоковое состояние постепенно проходит, уступая место осознанным — а значит, более сильным — эмоциям. По сравнению с жуткой мыслью о том, что сегодня ее дорогой Эндрю едва не лишился любящей матери, ноющая боль во всем теле казалась ей сущим пустяком. Элизабет зябко повела плечами. Вокруг было тихо и темно. По мере того как гасло пламя, непроглядная безлунная ночь подступала все ближе. И в ее сердце холодной скользкой змеей прокрался знакомый с детства страх — боязнь темноты.
— Как ты думаешь, Талбот, где мы сейчас находимся? — чтобы хоть ненадолго отвлечься, спросила она.
— Скорее всего, где-то между Канзас-сити и Брэнсоном.
— Надеюсь, спасатели нас быстро найдут, — задумчиво протянула она и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, выпалила: — Какой же ты квалифицированный пилот, раз позволил самолету разбиться?!
— Ты осталась жива — по-моему, это лучшее доказательство того, что я не зря считаю себя профессионалом в летном деле… — с грустью наблюдая за тлеющими на земле обломками чудесного одномоторного воздушного судна (так часто вызывавшего неподдельное восхищение всех его друзей), холодно откликнулся Талбот и, не желая больше скрывать накопившуюся досаду, иронично добавил: — Ах, извини, что не знаю точных координат того места в ночном лесу, где мы упали!
— Нет, я просто не могу поверить в то, что весь этот кошмар случился с нами на самом деле! Как ты мог приземлиться неизвестно где?!
— Во всяком случае, я сделал это не нарочно…
— Конечно. Я все прекрасно понимаю. — Щеки Элизабет мгновенно вспыхнули стыдливым румянцем: она так отчаянно цеплялась за внезапно нахлынувшее на нее раздражение в робкой надежде обмануть свой страх, что, похоже, перегнула палку. — Извини. Это все нервы…
— Как я тебя понимаю! Ты только посмотри, во что превратился мой любимый костюм… — с этими словами, сохраняя совершенно серьезное выражение лица, Талбот продемонстрировал ей почти оторвавшийся рукав пиджака и тяжело вздохнул: — Кажется, это заразнее, чем я думал…
— Неужели ты… умеешь шутить? — не веря своим ушам, растерянно пробормотала она.
— Только не делай такое удивленное лицо. Да, представь себе, у меня тоже есть чувство юмора, — улыбнулся он, чрезвычайно довольный тем, что розыгрыш удался на славу.
— Получается, что все эти годы, пока мы с Ричардом были женаты, ты мастерски это скрывал. Я ни разу не видела, чтобы ты шутил или смеялся… — Элизабет говорила правду: она всегда считала его на редкость равнодушным, суровым и придирчивым человеком, но, к сожалению, даже эти серьезные недостатки отнюдь не мешали ей видеть в нем привлекательного мужчину. — Что же нам делать дальше, Талбот?
