Князь не мог не почувствовать, не увидеть этого, говорила она себе, ведь души их переплавились в единое целое, и обоим стало ясно, что они не могут заронить семя лжи и предать идеалы своих родителей.
Итак, одна любовь — любовь истинная и совершенная — предназначила им быть вместе, и другая любовь — святая, изначальная — повелела им расстаться.
И, рыдая ночи напролет в крошечной спальне, которую ей отвели в мансарде дома мадам Альбертини, Локита молилась, чтобы однажды настал день, когда она вновь увидит князя, когда она сможет принадлежать ему всем своим существом — как нынче принадлежит ему ее дух.
Они с Мари свернули с бульвара Мадлен на небольшую улочку, в которой был расположен дом мадам. Высокое серое строение с деревянными ставнями почти не отличалось от всех прочих домов в квартале.
Локита открыла перед Мари дверь, потому что в руках у той была корзина, набитая всяческой снедью.
Зайдя в дом, Мари отправилась на кухню, а Локита быстро взбежала по лестнице на второй этаж, где была расположена комнатка, которая с первого же дня их вселения была отведена мисс Андерсон.
Уже подходя к дверям, она услышала, как мадам Альбертини о чем-то разглагольствует в своей, как всегда, оживленной, хотя порой несколько крикливой манере.
Энди лежала на подушках и терпеливо ее слушала.
— Ах, вот и ты, Локита! — воскликнула мадам, когда та входила в комнату. — Я только что рассказывала мисс Андерсон, что, несмотря на твой безответственный поступок, Императорский театр «Шатле» предлагает тебе участие в своей следующей постановке.
— Пока Энди не станет лучше, я не могу распорядиться собой, — ответила Локита.
Она поймала взгляд мадам. Той, вне всякого сомнения, было известно, что в действительности вопрос стоит не о том, когда Энди станет лучше, но когда она умрет.
Пока же этого не произошло, оставлять ее одну было недопустимо.
— Другого ответа я от тебя и не ждала, — живо отозвалась мадам. — Но время терпит. Нас никто не подгоняет. И хочу заверить тебя, что Императорский театр вовсе не единственный театр в Париже, жаждущий видеть тебя на своей сцене.
Желая побыстрее сменить тему, Локита протянула ей газету, которую до этого держала в руке:
— Вот «Ла пресс», которую вы просили меня купить.
— Умница! Молодец, что не забыла мою просьбу, — похвалила ее мадам. — Обожаю сплетни, а ни одна газета в Париже не умеет подавать их под таким соусом.
Взяв газету в руки, она поднялась и добавила:
— Кстати, «Ла пресс» сообщила вчера, что твой поклонник, русский князь, возвратился вчера в свой особняк на Елисейских полях.
Локита не обронила ни слова. Затем с некоторой опаской она перевела взгляд на мисс Андерсон, однако больная, казалось, ничего не слышала.
Глаза ее были прикрыты, а цвет лица был под стать подушкам, на которых покоилась ее голова.
Желая во что бы то ни стало избежать разговора о князе, Локита сказала:
— Новости сегодня просто ужасные. Все мальчишки вопили по углам об убийстве анархистами великого князя Федора.
Мадам Альбертини издала короткий смешок:
— Опять анархисты! Это сущее бедствие! Никогда не знаешь, какого следующего монарха…
Ее прервал донесшийся с кровати голос:
— Повтори… Локита… кого убили… анархисты?
— Великого князя Федора. Он находился в своем экипаже…
— Позвольте мне взглянуть, — перебила ее мисс Андерсон. — Подайте мне газету.
В ее голосе прозвенела нетерпеливая нотка. Она высвободила из-под одеяла руку.
Удивленная мадам подала ей газету.
На первой же полосе красовался огромный заголовок:
АНАРХИСТ ЗАСТРЕЛИЛ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ. ТОЛПА РАСПРАВЛЯЕТСЯ С УБИЙЦЕЙ
Казалось, мисс Андерсон не в состоянии была отвести взгляд от газетной статьи. Наконец, обращаясь к Локите, она проговорила:
— Сию же минуту пошли за князем Иваном!
— За… князем… Иваном?! — с усилием промолвила Локита.
— Ты меня прекрасно слышала. Отправляйся сию же минуту! Возьми с собой Сержа и Мари, но только приведи его ко мне тотчас же! Нельзя терять ни минуты. — Закончив фразу, она, сломленная внезапным приступом слабости, рухнула на подушки.
Локита, не помня себя от ужаса, закричала:
— Капли, мадам! Быстрее! Ее капли!
