— А можно, я еще разок попробую? — спросила она тоскливо, толком ни на что уже и не надеясь. — Я буду очень стараться, я просто не поняла сначала, что это все время надо…
В ее голосе звучала неподдельная боль, и Конан почти увидел, как она мысленно прощается с вожделенным арбалетом. Она ведь всерьез полагала, что это именно на нее он так разозлился.
— Нет! — рявкнул Конан, успокаиваясь. — То есть да! Сегодня не считается, но если ты еще хоть раз!.. Ты должна быть хорошей маленькой девочкой, понимаешь? Не дикаркой, только что с гор спустившейся, а достойной дочерью короля. А хорошие маленькие девочки так не ругаются! Поняла?
— Ага!
Лайне заулыбалась. Потом нахмурилась, соображая. Осторожно спросила:
— А ругаться так, как ругаются хорошие маленькие девочки — это можно?
— А как они ругаются? — спросил Конан подозрительно.
— Кака, бяка… ну, не знаю…
— Так — можно.
— Кака! — сказала Лайне с чувством. Вздохнула и куда менее уверенно добавила. — Ну, ладно…
И столько сомнения было в ее голосе, что Конан решил побыстрее перенести все свое внимание на еду, чтобы не испортить воспитательный эффект неуместным фырканьем. Закрыл глаза и попытался положиться на запах. Пахнет-то ведь вкусно! Значит, откровенной отравой быть не может. В конце концов, и не такое едать приходилось по молодости лет… Вон Атенаис же ест — и даже не морщится! Настоящий пример железной выдержки, положи перед ней на блюдо живую жабу — она лишь с невозмутимым видом поинтересуется, с каким соусом это употребляют. Вот и бери пример с собственной старшей дочери. Ты не у себя во дворце, где можно расслабиться и быть самим собой. И если вдруг все эти миски со всей содержащейся в них бурдой окажутся расколотыми о стены или надетыми на чьи-нибудь не вовремя подвернувшиеся головы — так ведь и до международного конфликта докатиться можно.
Конан глубоко вздохнул. Нет, конфликты с шемитскими правителями ему не нужны. Особенно сейчас, когда начали они вроде как бы прислушиваться к голосу разума и даже решили выбрать самого главного — неслыханное дело для Шема, где правитель любого города считает истинным королем только самого себя, и единственно себя же только и достойным звания «верховного правителя всего Шема». Наличие такого разрозненного и потому не слишком надёжного соседа не могло оставить равнодушным правителя Аквилонии. Сколько времени было потрачено впустую на попытки объединить эту безумную страну при помощи меча, каким же молодым и глупым был он тогда, в самом начале своего царствования, двадцать четыре зимы назад… Сколько ему тогда было? Сорок, кажется…
Ха!
Сопляк.
Ни одного седого волоса, — помнится, он тогда этим даже гордился. Не иначе как по молодости мозги совсем отшибло. Ведь настоящий мужчина — и не мужчина вовсе, пока не обретёт он достойного количества благородной стали в своих волосах. Позже благородная сталь переплавится в благородное же серебро, и настоящий мужчина станет мудрым старцем. Если доживет, конечно. Жизнь у настоящего мужчины трудна и полна опасностей, потому-то до старости из них и доживают лишь самые мудрые. А пока ни стали, ни серебра нет в твоей бороде — ты просто мальчишка, сколько бы военных подвигов ни насовершал и скольких бы дев по углам ни перещупал.
Вот и он тогда был всего лишь не слишком юным коронованным мальчишкой. И много бы глупостей наворотил своим мечом, если бы не гений герцога Форсезо, канцлера Высокой Короны. Ведь это именно Публио Форсезо подсказал своему не в меру воинственному по молодости монарху, что Шем невозможно подчинить при помощи стали и бронзы — его можно завоевать лишь при посредстве золота. Звонкого и полновесного золота — и только золота…
Короли-купцы, правители-ростовщики — разве могло такое прийти в свежекоронованную киммерийскую голову?! Они воевали не мечами, а долговыми расписками, угрожали не копьями, а аннулированием выгодных торговых соглашений. Залогом их безопасности служили не многочисленные и хорошо вооруженные армии (этих армий, кстати, у них почти что и не было), а удачность месторасположения. Редкий город Шема не являлся перекрестьем хотя бы парочки торговых путей. Асгалун же, например, и вообще был настолько важным торговым перекрестком, что за его безопасностью бдительно следили представители по крайней мере четырех окружающих держав. Конечно, оставалась ещё Стигия, но даже Стигия не решалась в одиночку противостоять сразу трем-четырем соседним с Шемом державам. И любой не слишком дальновидный захватчик, по глупости или от чрезмерной наглости попытавшийся завоевать настолько важный для всех центр торговли, немедленно бы получил мощный отпор объединенной армии.
