Дядюшка глубоко вздохнул и отвернулся. Мне было странно, что он столь серьезно отнесся к такому пустяку.
Проследив за его взглядом, я, к своему удивлению увидел, что снаружи бушует в точности такая же метель, какую я поднял в снежном шаре.
– Какое странное совпадение, – заметил я.
– Совпадение? – произнес дядюшка Монтегю, не поворачивая головы. – Ах, если бы это и вправду было совпадением, Эдгар. Но увы.
Я прошел через комнату и встал рядом с ним у окна. За окном неистовым вихрем кружился снег, уже окутавший белым весь сад. Казалось, на свете никогда не существовало ничего, кроме этого, пустившегося в головокружительный пляс, бесконечного роя снежинок.
– Дядюшка, вы о чем? – спросил я.
– О том, что снежный шар, который ты встряхнул, – это не просто обыкновенный снежный шар. У меня в кабинете нет ничего… обыкновенного.
– Вы хотите сказать, это из-за меня на улице пошел снег? – спросил я.
В дверь снова оглушительно постучали.
– А вот и Франц с нашим чаем, – сказал дядюшка Монтегю.
Он подошел к двери, взял у невидимого Франца поднос с чаем и печеньем и, как всегда пристроив его на столик у камина, уселся в одно из стоявших тут же кресел. Я устроился в кресле напротив и подождал, пока дядюшка разольет чай.
– С той девочкой из снежного шара связана одна история, – почти машинально произнес он. – Может быть, хочешь ее услышать?
– Разумеется, хочу, дядюшка, – сказал я.
В конце концов, ради чего я снова здесь, как не ради новых историй?
Диана Партингтон была девочкой своевольной. Мама предупреждала ее, что кататься на коньках слишком далеко от берега очень опасно, и много раз внушала, что лучше и безопаснее кататься там, где все остальные, но этим только еще больше укрепляла в дочери своеволие. Диана полагала, что на свете нет никого унылее и скудоумнее ее мамы, и опасалась, что, слушаясь материнских советов, она будет поощрять унылость и скудоумие.
Той зимой впервые за несколько лет установились такие морозы, что на озере можно было кататься на коньках, и Диана решила воспользоваться этим в полной мере. В конце концов, что толку быть лучшей фигуристкой на многие мили вокруг, да еще в придачу красавицей, если негде себя показать?
На озере она застала полный комплект нудных городских обывателей. Боже, как она ненавидела этих людей вместе с их городком! Такой заурядной публики не найти больше нигде, даже если очень постараться. Какой злой рок обрек ее жить там, где ей совсем не место? Где отродясь не случалось ничего примечательного? А Диана тем временем жаждала волнующих переживаний. Она их заслуживала. Они были необходимы ей как воздух!
И тут Диана приметила незнакомца. Он немедленно снискал ее восхищение тем, что сторонился толпы и катался на середине озера, возле островка, окруженного высокими зарослями осоки.
Диана не задумываясь устремилась к нему. Услышав, как какая-то женщина говорит: «Он подает дурной пример. К чему так играть со смертью?» – она улыбнулась.
Играть со смертью? Так это же прекрасно, подумала Диана. А жалкие людишки так крепко цепляются за свое никчемное существование, что выдавливают из него последние капли жизни.
Она катилась прочь от берега, кружилась и выписывала пируэты, и при этом до ее слуха не долетало ни звука, кроме пения режущих лед коньков. Ей всегда нравился цвет, какой бывает у льда в пасмурный день. Она любила его опаловое сияние.
Издалека незнакомец казался ей очень взрослым, но чем ближе она подъезжала, тем моложе он выглядел в ее глазах. Он был старше ее, но совсем не намного, всего на несколько лет. А еще Диана заметила – и у нее от этого на миг перехватило дыхание, – что он очень красив.
Катался незнакомец великолепно. Без остатка отдавшись движению, он не замечал ничего вокруг и на Диану обратил внимание, только когда чуть с нею не столкнулся.
– Простите, – сказала она.
– Я сам виноват, – ответил незнакомец. – Когда катаюсь, забываю обо всем на свете.
– О да! – Диана мгновенно распознала в нем родственную душу. – Со мной происходит точь-в-точь то же самое. Но нас с вами мало кто поймет.
– Это верно, – подтвердил молодой человек. – Полагаю, вам говорили не кататься вдали от берега?
