По масштабам звездного времени мы очень молодая раса. Хотя быстро разрастаемся, крепнем, строим, стараемся вырвать у прошлого все больше и больше тайн. Было много предтеч, да, и в разное время, на разных планетах, в разных секторах.
Закатане с их огромными архивами исторических сведений, возможно, опознали бы эту фигуру, но если она и попадала на ленты, то у отца их не было. Во мне нарастало возбуждение. Находка, связанная с предтечами, да еще такая большая – это полная свобода для меня и Илло. За такую находку полагается неслыханное вознаграждение. Мы можем отправиться, куда хотим, делать все что угодно – если это предтеча.
– Они ждали верной смерти… – Мысли Илло не приняли такое эгоистическое направление, как у меня. – У них не было никакой надежды…
Я старался не думать о том, что означает эта траурная фигура, – поражение настолько очевидно, что способно и нас лишить мужества.
– В их время, – сказал я. – Но это время прошло.
Она ответила не сразу. Думаю, все еще была захвачена чувствами, которые пробудила затерянная статуя. Может быть, ее, как целительницу, настроенную на восприятие несчастий и боли других людей, эти чувства поразили ее сильней, чем меня. Странствующий рано начинает понимать, что в мире существует и добро и зло, и иногда зло побеждает добро, но их обоих нужно принимать и пытаться справиться насколько возможно лучше.
Станнер продолжал расчищать тропу, и я все время ожидал увидеть новые реликты неизвестного. Но мы уже довольно далеко отошли от статуи – предупреждения или памятника погибшим, – прежде чем растительность поредела и обнажилось начало стены. Случайно мы вышли к проходу – без всякой двери или перегородки. Стена, затянутая Чащобой, уходила в обе стороны. Над проходом арка, с очень небольшим изгибом.
Илло снова схватила меня за руку.
– Смотри!
Другой рукой она указала на арку. Она из того же мертвого черного камня, что и стены, но не гладкая. На ней резьба – сложный витой рисунок, в котором можно различить только петли и линии, никуда не ведущие. Но чем дольше его разглядываешь, тем сильней убеждение, что это не абстрактный орнамент, что в нем есть смысл. Возможно, это надпись на языке, который пользуется непостижимыми для нас символами.
– Цепочка! – Спутница схватила ворот моей куртки, потянула и обнажила украшение, которое я неохотно надел утром.
– Есть сходство! – заявила она.
Держа станнер наготове, я одной рукой неуклюже попытался расстегнуть застежку. Но она не поддавалась.
– Расстегни, – попросил я Илло.
Она повернула цепь, а я склонил голову и чуть нагнулся, чтобы она быстрее нашла застежку.
– Она… исчезла!
– Нет, я его чувствую, – возразил я.
– Не ожерелье – застежка!
– Что! – Я сунул станнер ей в руку и провел свободной рукой вдоль цепи. Нет чуть большего по размерам звена, и я не чувствую места, которое было сломано. Там Илло соединила цепь, чтобы ее можно было носить. Все гладкое, словно никогда не было разрыва.
Я ухватился пальцами и попытался разорвать цепь. Результат был обескураживающий: края звеньев врезались в пальцы, и мне пришлось остановиться.
– Ты видишь застежку или место стыка? – спросил я.
И почувствовал, как цепь снова поворачивается – на этот раз в ее руках.
– Ни того, ни другого. Но я не понимаю…
Это невозможно. Застежка и место разрыва не могли так слиться с цепью, что их теперь не различить. Но я не думал, что Илло меня обманывает, да и мои пальцы не могли нащупать никаких неровностей в цепочке.
– Может быть, оно реагирует на тепло тела или что-нибудь в этом роде, – медленно сказала Илло. – Я слышала о камнях корис. Когда носишь их на голой коже, они оживают и становятся яркими и ароматными. Может, какой-то неизвестный сплав или металл при таких условиях восстанавливается?
Так это или нет, но мне не нравилось, что это сплав среагировал на меня. Когда она только предложила мне надеть цепочку, я встревожился. А теперь беспокоился еще сильней.
– Возьми нож у меня на поясе и попробуй разъединить цепь, – сказал я.
Она отшатнулась и сразу ответила:
– Нет!
– Нет? Почему? Думаешь, я буду носить то, от чего не могу избавиться?..
