Странствия Джедая: Момент истины - страница 33

Казалось, некоторое мгновение Ферус сопротивлялся словам Тру. Затем он наклонил свою голову.

— Как всегда ты прав, Тру. Прошу прощения, Анакин. Я не должен был так говорить.

Правильно, Ферус. Ты переступил черту. Но, возможно, Анакин был должен ему, после их миссии на Андару.

— Ладно, — сказал Анакин. Он заметил, что Ферус не сказал, что был неправ. Только то, что он не должен был этого говорить.

— До свидания, — сказал Ферус. — Да прибудет с вами Сила.

Анакин просто кивнул в прохладном прощании.

— Ферус — идеальный падаван, помнишь? — Сказал Тру, пытаясь повысить настроение Анакину, когда Ферус вошел на корабль. — Он чувствует, что должен исправить всех нас.

— Спасибо, что защищаешь меня, — сказал Анакин. — Я буду скучать по тебе, друг.

— Береги себя, Анакин, — сказал Тру. — Береги себя.

Тру ушел. Анакин почувствовал крошечное жало в его словах. Он слышал в них не нежное прощание, а предупреждение.

Оби-Ван ждал, когда Гарен и Сири взойдут по трапу. Он стал закрываться. Оби-Ван отошел на несколько шагов, чтобы наблюдать, как взлетают два корабля. Затем он медленно направился к Анакину. Они смотрели, пока два корабля не стали красными точками в небе. Тогда они перешли на максимальную скорость и исчезли.

— Твои слова причинили мне боль, — произнес Оби-Ван, все еще глядя на небо.

— Простите? — Анакин притворился, что он в замешательстве, но он хорошо знал, о чем говорит Оби-Ван.

— Ты сказал, что вещи, которые обычно тебя мучают, не беспокоят тебя вообще. Не «не приносят неприятности», а причиняют тебе боль. — Оби-Ван повернулся к нему лицом. — Сказано сильно. Что мучает тебя, Анакин?

Он смотрел в землю.

— Возможно, я преувеличил.

— Это не ответ.

— Иногда я не хочу быть избранным, — сказал Анакин. Он дал свободу словам. Они вылетали, словно камни.

— Это не удивительно, — сказала Оби-Ван. — Часто дар оказывается ношей.

— Сила такая мощная. Я могу ее чувствовать так сильно. Я так много чувствую. Я не хочу так чувствовать! — Анакин едва узнал свой голос, глухой и полный боли. Оби-Ван выглядел пораженным его горячностью. — Почему выбрали меня? Почему меня? Разве я не могу отказаться от этого? Разве вы не можете позволить мне отказаться от этого? Разве Вы не можете забрать это?

— Анакин…

— Заберите его у меня. Пожалуйста, учитель. — Анакин хотел упасть на колени. Глубокий прилив чувств, страха, вырос в нем и накрыл его. Ком подступал к горлу. Даже его друг Тру боялся за него. Так же, как и Ферус. Так же, как его собственный учитель, человек, который знал его лучше всех.

Что они видят, чего я не могу видеть?

Внезапная паника потрясла его. Он не хотел говорить то, что сказал. Он даже не знал, что он чувствовал это. Теперь это было похоже на самую истинную вещь, которую он когда-либо говорил. Страх всегда был с ним. Он жил с ним, но не понимал этого. Он только хотел, чтобы страх ушел.

Глубина шока и сочувствия Оби-Ван проявилась в его глазах, в том, как он мягко положил свои руки на плечи Анакина.

— Мой падаван. Я бы сделал для тебя все, что угодно. Я бы нес твою ношу за тебя, если бы мог. Но я не могу.

Анакин склонил свою голову. Паника и страх вихрем кружили в нем, и ему было стыдно.

Оби-Ван наклонился ближе, чтобы тихо сказать. Он не отпускал плечи Анакина.

— Но я помогу тебе. Я буду всегда тебе помогать. Я не оставлю тебя.

Слова отражались звоном. Прикосновение Оби-Вана вернули Анакина в себя. Он поднял голову.

— В последнее время между нами все было не гладко, — сказал Оби-Ван. — Но ты никогда не должен сомневаться в моем обязательстве перед тобой.

— И в моем к вам, — сказал Анакин.

Усилившийся бриз развевал их одежды. Он пахнул свежестью и чистотой. Было утро, и им нужно было закончить одно дело, совершить путешествие.

Они развернулись и вместе вошли на корабль. Анакин приготовился к следующей миссии, и страх вернулся. Оби-Ван приближал его прямо к создателю процесса, который вызвал в нем такое большое сомнение и панику. Его страх внезапно обновился и обострился. Теперь это была уверенность в том, что следующая миссия приведет ему слишком близко к правде, с которой он не хотел сталкиваться.