— Зачем вообще ей вообще было что-то преодолевать… — Недовольно буркнул Ренки, вдвойне раздраженный и этой дырой в полу, и непонятным отношением приятеля к вздорной девице. — Лучше бы хорошенько напугалась, и сидела бы дома. — Целее бы была!
— Злой ты Ренки, и ограниченный. — Впервые за долгие дни, Готор улыбнулся так, что у Ренки не получилось даже обидеться на его слова. — Сам подумай — разве под вражескими пулями она вела себе недостойно? Визжала от страха, потеряв ум от паники? — На мой взгляд — она вела себя как настоящий воин. Пусть и неопытный, почти необученный, но воин. — Страху не поддалась, самообладания не потеряла. Проблем нам с тобой не создавала. Истерик не закатывала… Так какие у тебя к ней претензии?
— Но… Она же — женщина!!! — Даже растерялся от подобной постановки вопроса Ренки.
— И что? — Хладнокровно спросил Готор.
— Ей не положено… — Продолжал он втолковывать приятелю само собой разумеющиеся истины.
— Ей, вроде как, и собственным торговым домом, управлять не положено. — Однако она это делает, и согласить — очень даже неплохо с этим справляется. И ты должен признать, что ее помощь нам… в некоторых вопросах, была весьма велика! Если бы она не занялась пожалованными нам землями — наши дома там, едва ли были бы в более достойном состоянии чем этот храм… Да и потом — с брандерами… — если бы не она — справился бы ты сам с этим заданием?
— Но-о-о… — Протянул Ренки, не находя слов чтобы возразить приятелю, однако чувствуя что все это как-то ужасно неправильно.
— Значит — возражений нет! — В свою пользу интерпретировал Готор возникшую заминку. — Пойду-ка, приглашу ее сюда… Скажу — что провожу обряд, на котором могут присутствовать лишь люди благородного происхождения. — Это и ей польстит, и остальных удержит на расстоянии…
— …если конечно вы не боитесь пауков… — Закончил свою вдохновенную речь оу Готор.
…К счастью для него, хотя день уже и начал клониться к вечеру — Одивия Ваксай все еще была в лагере, разбитом недалеко от храма.
Что она там делала? — Вероятнее всего она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. — Особых развлечений сие унылое место, предоставить юной особе не могло. Как впрочем и особо красивых видов, или комфорта — унылая пыльная степь, с выгоревшей на солнце травой, несколько поставленных наспех палаток, да положенное на торчащую из земли каменюку седло, в качестве стула.
Охота на местных сусликов, которой развлекались оставшиеся без работы матросы, ее не привлекла. Просто сидеть на камне и смотреть перед собой, в то время как в каюте «Чайки» можно было бы хоть заняться какими-нибудь полезными расчетами — казалось неимоверно глупым. И все же она продолжала каждый день приезжать сюда с «Чайки», чтобы доказать себе… неизвестно что.
Раньше-то, хоть можно было руководить очисткой храма. — Матросы слушались ее, а привычка организовывать людей на работу, была весьма востребованна. Но вот храм уже два дня как вычищен, а этот странный оу Готор с его внезапно проснувшимся благочестием, вместо того чтобы принести жертвы и возложить письмена на алтарь, и уехать. — Зачем-то укрывается в храме со своим самодовольным приятелем — бывшим самодовольным, даже когда был вынужден подрабатывать у нее учителем фехтования, делая там что-то малопонятное. …Вроде обмера внешних стен шагами, чему Одивия была свидетельницей несколько часов назад, или вчерашней попытки выделить рисунки на стенах.
…В общем, когда этот оу Готор подошел к ней, и сославшись на ее причастность к «открывшуюся принадлежность к людям благородного происхождения», принять участие в некоем обряде, она, хоть и считала себя в некоторой ссоре с данным господином, тем не менее не смогла отказаться… Любопытство, лесть, и (что уж там скрывать) — тщеславие, были сильнее любой обиды.
…Тем страннее, ей показался сам «обряд».
— Пауков, сударь, я не боюсь… — Слегка приврала Одивия Ваксай. — Однако, почему-то у меня складывается ощущение, что этот ваш «обряд» есть не более чем святотатственное ограбление Храма. …Что признаться, сударь, приводит меня в изумление, ибо раньше я считала вас человеком, на подобную низость не способным!
